— Ну, — задумчиво произнесла Зухус, — можно и так сказать.
Как выяснилось, произошло следующее. Она вошла в гримерку и увидела актера Хабенского, стоявшего в одном сапоге и расстегнутой гимнастерке. Олег, отошедший на безопасное расстояние, сообщил коллеге, что Зухус — начинающая писательница. Зухус подтвердила это кивком головы, хотя в других обстоятельствах опротестовала бы подобное заявление. У нее внезапно пересохло в горле. Периферийное зрение у нее отказало, она видела перед собой только мутно-зеленые, как бутылочное стекло, глаза Хабенского и чувствовала, что глупеет с невероятной скоростью.
— М-м-м… — сказал Хабенский, — мне надо переодеться.
— А давайте встретимся! — отчаянно предложила Зухус. — Прямо сейчас, после спектакля.
— Зачем? — спросил Хабенский со спокойствием мучителя, сознающего свою полную власть над жертвой.
— А что вы написали? — вдруг подала голос женщина, сидевшая на подоконнике. Она так нагло вмешалась в разговор, что Зухус потеряла дар речи, и ей ничего не оставалось, кроме как в смятении выбежать в коридор. Она так злобно и сильно шваркнула дверью, что ключ, торчавший с внешней стороны, вылетел из скважины и пропахал по полу метра два, уехав под мой стул. Именно этот звук я и приняла с перепугу за начало военных действий в отношении моей несчастной персоны.
— Зухус, а правда, в Хабенском что-то есть?
— М-м-м…