Он взял ее за плечи и придавил к стене. Его рот завладел ее губами, язык вторгся внутрь. Ощущения захлестнули ее. Растворяясь друг в друге, они будто понеслись вниз по течению в потоке бурной реки, становясь единым существом, не разделенным на мужское и женское. Она по-настоящему была с ним! Наконец-то сбылось то, о чем она грезила все эти дни.
Вдруг все изменилось. Его поцелуй, только что пылкий и страстный, стал властным, почти жестоким. Женское чутье подсказывало, что она теряет его, что момент единения ускользает. Он уже не благодарил, а наказывал ее за то, что она оказалась женщиной.
Она вырвала у него свои губы и отвернулась, судорожно глотая воздух. Возле уха тяжелыми толчками забилось его дыхание. Потом он поник. Безвольно уронил руки и повернулся к ней спиной. Сдался.
Она тронула его за плечо.
Он рывком развернулся. Его лицо оказалось так близко, что она разглядела, насколько тяжелым было его разочарование от невозможности что-либо изменить.
— Довольно с меня твоих игр, Джон, Джейн или кто ты есть… Не могу я целоваться с тобой по углам, покуда ты прикидываешься мальчишкой.
— Это не игры, — возразила она горячим шепотом, не забывая об осторожности.
— Тогда определись. Мальчик ты или девушка?
— Ты сам знаешь, кто я. — Девушка. Женщина. Можно сколько угодно бороться со своим естеством, но отрицать его невозможно. Особенно когда Дункан обнимал ее.
— Ты девушка, Джейн. Вот и будь ею.
— Не зови меня так! И перестань смотреть на меня таким взглядом, — взмолилась она, из последних сил сопротивляясь приказу, горящему в его глазах. Под его взглядом она была готова согласиться на все, лишь бы снова оказаться в его объятьях.
— Ты должна прекратить этот маскарад. Не могу я так больше!
У нее перехватило дыхание. Она знала, чего ему стоило это признание. Ситуация, в которой они оказались, была невыносима и для нее тоже.
— Выбирай, кто ты. Нельзя быть мужчиной и женщиной одновременно.
Но до сих пор у нее получалось. Она жила среди них под видом мальчика, но внутренне оставалась девушкой. Словно злое заклятие превратило ее в двуполое и одновременно лишенное пола существо, приговоренное к пожизненному заключению в чистилище.
— Я не могу выбрать что-то одно. — Если выбирать, то не женскую долю, которая целиком состояла из нерушимых, как стальные оковы, запретов.
— Но почему ты идешь против своей природы? Что тебя не устраивает? Ваша жизнь полна преимуществ.
— Преимуществ? — Пришла ее очередь вскипеть от гнева — не от скромного девичьего негодования, а от самого что ни на есть настоящего, праведного мужского гнева. — Скорее сплошных ограничений! Женщине надо бороться за каждую крупицу свободы, которая доступна мужчине.
— Тебе чудится, что все так просто?
— Чудится? — Ее ярость набирала обороты. — Мне даже книгу нельзя взять без разрешения!
— Зачем женщине книги? Что ты надеешься из них подчерпнуть? Да мне вовек не научиться по книжкам тому, что ты умеешь с рождения!
Она раскрыла рот, но не нашлась с ответом.
— Мы, мужчины, по сравнению с вами — просто тупые животные, гнущие хребет под ярмом обязательств. — Он воздел руки и потряс ими, словно бряцая невидимыми кандалами. — А вы… Вы распространяете вокруг себя красоту, доброту, порядок… Черт, вам даже под силу сотворить самое жизнь. Меня никакие книжки этому не научат, хоть в лепешку расшибись.
Она вспомнила давнишние разговоры с ним на эту тему. Как он называл женщин? Таинственными, переменчивыми существами.
Мужчина должен быть хозяином своих чувств, иначе женщина поработит его.
В этих его словах крылся безотчетный страх перед теми загадочными силами, перед теми сокровенными знаниями, что были заключены внутри женского тела. Эти силы и знания, впрочем, и для нее были столь же непостижимы.
— Но у меня нет никаких сокровенных знаний. — Всю жизнь она искала внутри себя то женское начало, которым обладали ее сестра и мать, и не находила его.
— Есть. Просто ты этого не замечаешь. — Он тряхнул головой. — Боже, да с самого начала было понятно, что ты женщина. И как я, дурак, не догадался… Ты украшала стол цветами и листьями. Взбивала подушки. Выбирала одеяло по цвету, а не по толщине. Кто, скажи на милость, научил тебя всему этому?
— Моя мать? — предположила она неуверенно, поскольку не припоминала, чтобы материнские уроки пошли ей впрок.
— Никто тебя этому не учил. Просто ты женщина. Ровно такая же, как остальные. — Неприязнь в его тоне переплелась с изумлением. — Все. Уроков больше не будет. Ко встрече с королем я тебя подготовил, а дальше учись сама. И держись от меня подальше. Видеть тебя не могу.
— А как же моя клятва? — спросила она, с новой силой возненавидев свое женское естество. — Мы же договорились быть товарищами, близкими, как братья.
— Ну какой из тебя брат? Ты девчонка. — Голос его надломился. Развернувшись, он пошел к лестнице.
— Но я дала тебе слово! — крикнула она ему вслед. — Что же мне теперь, нарушить его?
Он не замедлил шаг.
— Нельзя нарушить то, что было нарушено с самого начала!
***
Раньше они тянулись друг к другу, а теперь с тем же рвением начали друг друга избегать.