Люди есть люди. Я не идеализирую ни самых мне близких, ни самых «высоких» — академиков, министров, лауреатов. Чутье на меняющихся в худшую сторону людей у меня сильно развито. Без него нельзя работать не только на посту секретаря обкома, но и в должности инструктора отдела. Но, возможно, я ошибаюсь. Не исключено, что нахожусь под влиянием того, что узнал, увидел, услышал за последние дни. Рано делать какие-либо определенные выводы.
Он усадил меня в кресло, сел рядом и ласково попросил:
— Ну, давайте, земляк, рассказывайте, с какой миссией пожаловали к нам.
— Не знаю, с чего и начинать… Начну, пожалуй, с трамвая. Два дня назад перед утренней сменой не работала главная линия, соединяющая комбинат с правым берегом. Опоздали на работу тысячи человек. И это не первый случай за последний месяц. Кто в этом виноват?
Булатов некоторое время молча рассматривал меня.
— Вот с чего вы решили начать. Ну что ж, ваше дело… Нет на комбинате трамвайной проблемы! Виновники позавчерашней аварии выявлены и понесли должное наказание. Подобное безобразие в будущем не повторится. Обнародован соответствующий документ.
Слова куда как серьезные, а на лице добродушная улыбка, и глаза смеются. Нисколько Булатов не встревожен. Он неожиданно вторгается в мои размышления вопросом:
— Да, а как вам живется в «Березках»? В смысле обслуживания в гостинице все в порядке?
— Абсолютно.
— А как устраиваетесь с обедом, ужином?
— Питаюсь там, где застанет голод, чаще всего в цеховых столовых.
— Что же вы так? Не в первой, а в девятой пятилетке живете. И не двадцать вам. В нашем с вами возрасте надо три раза в день принимать диетическую пищу. В конце концов, мы за вас в ответе…
Снимает телефонную трубку, вызывает начальника общепита и просит его обеспечить гостя, проживающего в гостинице, то есть меня, всем необходимым.
Пытаюсь выйти из неловкого положения, продолжить деловой разговор:
— Вот уже четвертый год жители города, проезжая мимо краснокирпичной громады в центре правобережья, каждый раз надеются увидеть на заброшенном объекте рабочих, кран, услышать звуки стройки. Скажите…
Он не дал мне договорить:
— Она, эта безобразная громада, дорогой товарищ, не только вам мозолит глаза. И мне тоже. И рад бы превратить ее в красивый дворец, но пока…
— Нет денег?
— Деньги направлены на более важные объекты — на строительство жилых домов. На комбинате семитысячная очередь рабочих и служащих, ожидающих ордеров на квартиры. Строим как никогда здорово, а все равно не можем ликвидировать жилищный голод.
— Если я вас правильно понял, Андрей Андреевич, вы считаете недостроенный Дворец культуры менее важным объектом, чем жилые дома?
— Да, считаю. На данном этапе. В городе, как вы знаете, есть два Дворца металлургов, на левом и правом берегу. Кроме того, у строителей, метизников и калибровщиков есть свои Дворцы, куда не заказан вход и нашим металлургам. Пять Дворцов культуры. Пять! — Булатов для вящей убедительности помахал перед своим лицом кистью руки с растопыренными пальцами. — Рабочие комбината нуждаются сейчас в жилых домах, а не еще в одном Дворце, который будет пустовать шесть дней в неделю. Народ не понял бы меня, если бы я отгрохал эту махину за счет сокращения жилищного строительства. Отсюда, из насущной народной нужды, вытекает моя стратегия. Вот так, дорогой товарищ!
Не согласен, но не возражаю. Не спорить с директором пришел, а выяснить его позицию.
— Еще какие у вас вопросы? — спрашивает Булатов.
Надо переменить тему. Потом вернемся и к законсервированному строительству.
— Вчера я попал в поселок Каменка…
— Нажаловались вам бывшие казаки? — вспыхнул Булатов. — Особых привилегий добиваются для себя, а не справедливости. Хотят по кривой обойти наши законы. Пытаются без очереди отхватить квартирки в новых домах. За счет горновых, сталеваров, вальцовщиков. Видите ли, они живут в загазованном поселке! А металлурги в розарии работают? Разве они не имеют каждодневно дело с газом, огнем, со шлаком, скордовинами? — Булатов хлопнул ладонью по сияющему, полированному столу. — Не уступлю бессовестным жалобщикам! Не дам в обиду металлургов!
И далее почти слово в слово повторил то, что мне уже было известно. Ничего нового не сказал и о пресловутой квартирной инструкции-приказе.
— Комбинат не красное солнышко, всех и каждого в городе обогреть не может. Никак я не могу втолковать товарищу Колесову эту простую, как дважды два, истину. Поддержите, дорогой товарищ! Невмоготу мне стало работать с этим… мелким опекуном Колесовым. Вы, конечно, знакомы с моим письмом в обком?
— Да, читал. Приехал вот разбираться, кто кого опекает и угнетает.
— Что ж, разбирайтесь…
Вот и рассуди, кто из них, секретарь горкома или директор комбината, с наибольшей полнотой выражает интересы рабочего народа, кто наиболее плодотворно, последовательно проводит генеральную линию партии, выполняет решения ее Двадцать четвертого съезда.