В преддверии бури (СИ)

Шипы, оставив несколько царапин на стальной поноже, соскользнули с жалобным скрежетом, а колено Плаща, предусмотрительно поднятое им, чтоб подставить под удар защищённую бронёй голень, со всей силы рванулось мне в лицо. Со стоном я отлетела к стойке, разжав от неожиданности и боли пальцы, врезалась в неё спиной — от полученного удара в глазах потемнело, из рассечённой скулы тёплой струёй брызнула кровь. Десятник, мощно оттолкнувшись с места, в один громадный скачок оказался рядом, занёс руку. Где-то в стороне жалобно звякнули об пол Поющие. Но железный кулак имперца уже вознёсся надо мной и начал опускаться, и я, не думая и не целясь (какое уж тут целиться, когда в глазах всё плывёт?), бросила в него наскоро созданный огненный шар — ни на что, хотя бы немного более мощное и разрушительное, времени у меня не хватило.

Будь он хоть мало-мальски грамотным магом, то легко отбил бы этот простейший магический удар — соломинку, на которую так безумно уповает утопающий. Но имперский десятник был просто солдатом, и ревущий сгусток огня, подобно разогнанному молоту, врезался в него, заставив отступить, растёкся тонким слоем по закованному в броню телу, одинаково жадно поедая и латы, и взвившийся за плечами плащ, подступил к лицу. Запахло палёным, имперец закричал, вмиг забыв обо мне, схватился за раскалившийся шлем, силясь снять его; я шевельнула пальцем, добавляя шару управляющих звеньев — огонь взвыл громче, заглушая вопли.

И вдруг крик прервался.

Закованное в раскалённые латы горящее тело ещё мгновение стояло надо мной, а затем голова десятника, огнём превращённая в безобразное месиво из торчащих костей, обугленных ошмётков и вытекших глазниц, неуклюже склонилась вбок — и повисла на клочке кожи, открыв взору аккуратно разрубленный, окровавленный остов позвоночного столба. Сверкнула сталь ножа, быстрым, точным движением скользнула по горящему плащу, очищаясь от крови, и столь же неуловимо быстро исчезла, скрывшись в потайных ножнах внутри сапога. Влад, не обращая внимания на пламя, жадно пожирающее имперца, подхватил начавшее было оседать тело, осторожно опустил на пол.

Сквозь мутную пелену я обвела взглядом таверну. На полу, застыв в не самых естественных позах, лежали имперцы. И только под трупами магика и десятника медленно собирались лужи крови — Владу для убийства четверых Плащей не понадобилось ничего, кроме собственного тела. Едва слышно выдохнул беловолосый маг — он так и сидел там, куда его швырнули солдаты, и, кажется, только сейчас начал понимать, что произошло. Он недоуменно переводил взгляд с меня на Влада, потом на мёртвых имперцев, и снова на меня.

— Ты очень медленно убиваешь, — сухо проронил Влад без тени своей обычной усмешки, нарушив воцарившуюся тишину.

Я поднесла руку к лицу, стараясь не промахнуться — в глазах плыло, — вытерла кровь рукавом — движение получилось резким, злым.

— Как, впрочем, и всё маги, — продолжил он и бросил оценивающий взгляд на замершего беловолосого, отчего тот, кажется, тотчас забыл, как дышать. — Но ваша чародейская братия не особо приветствует умение драться. Кто тебя учил?

— Вольник, — буркнула я. — Будто не знаешь.

— Знаю. Только этот, — он брезгливо кивнул в сторону ищейки, — про вольников и магию верно говорил. Встать можешь? — он протянул руку.

— Да что он знает? — сердито отрезала я, хватая предложенную руку, подтянулась, вставая.

— А этот откуда взялся? — кивок в сторону распластавшегося на полу беглеца.

— Этот? — я уставилась на мага, нехорошо прищурилась. — Вот у него сейчас и спросим.

Беглец выдержал взгляд неожиданно спокойно, не отводя глаз, вскинул голову, открывая охватывающий тонкую шею золотистый обруч. Тонкие губы сжались в ниточку, пальцы скользнули под плащ. Я шагнула к нему.

— Откуда, — склоняясь над магом, одними губами прошептала я, — ты знаешь моё имя? Кто ты такой? Отвечай, а не то…

— Аэр! — предостерегающе крикнул Влад.

Вместо ответа маг резким движением выпростал руку из-под плаща — меж пальцев блеснуло нечто, похожее на заполненный дымом шар, — и с размаху опустил её вниз, разжав ладонь. Полыхнув, шар стремительно рухнул на дощатый пола и разлетелся мириадами хрустальных осколков, выпуская на волю клубившийся в нем дым.

За миг до того, как таверну заполнил слепящий свет, между мной и магом возникла переливающаяся жемчужно-радужными разводами прозрачная преграда. Затем свет стал нестерпимым, пробиваясь даже сквозь крепко зажмуренные веки; он резал глаза не хуже, чем острейший клинок, и, чтоб защитить их, я спрятала лицо в ладонях — будто это могло спасти от обрушенного магом удара. Сбоку послышался стон боли — Владу, похоже, пришлось не лучше. А затем вдруг раздался свист, тонкий, высокий, ударил по барабанным перепонкам, и я почувствовала, как из ушей потекла кровь. Пытаясь зажать одновременно и глаза, и уши, скорчилась на полу.

«Что за субстанция была в шаре, какой безумный алхимик создал её, будь он трижды неладен?» — успела подумать я до того, как к свету и звуку добавилась боль.