В прерии вокруг патриарха

Я лежал на траве, на берегу узкой, но глубокой реки. Неподалеку стоял мой мустанг, рядом с ним - какой-то человек. Он скрестил на груди руки, в одной из них была зажата охотничья фляжка в соломенной оплетке. Больше я ничего разглядеть не мог: не было сил подняться. Внутри все пылало, но одежда прохладно липла к телу.

- Где я? - услышал я собственный хрип.

- То, что вы _н_а_д_, а не _п_о_д_ водой - вина не ваша.

Мужчина загоготал. Каждый звук его голоса был невыносимо противен, отдавался в ушах. Но я понимал, что он мой спаситель, что это он вытащил меня из реки, куда я безвольно скатился через голову обезумевшего от жажды мустанга. Я бы утонул, если бы не этот незнакомец. Он же с помощью виски вывел меня из смертельного забытья. Но даже если бы он спасал мне жизнь десять раз подряд, я не в силах был бы преодолеть невыразимой антипатии к нему! Я не мог на него смотреть!

- А вас, вроде, не очень радует мое общество, - ухмыльнулся он, не спуская с меня глаз.

- Больше ста часов я не видел ни одной человеческой души, не пробовал ни крошки, ни капли...

- Вы лжете! - снова загоготал он. - Вы изрядно отхлебнули из моей фляжки. Вернее, я сам влил кой-чего вам в пасть. Откуда вы? Лошадь-то не ваша.

- Мистера Нила.

- Чья?

- Мистера Нила.

- Как же от мистера Нила вас угораздило попасть на берег Хасинто? Отсюда до его плантации добрых семьдесят миль через прерии! Может, просто дали тягу? А? С мустангом-то?

- Заблудился. Четыре дня ни крошки во рту.

Больше я не мог говорить, слабость и отвращение сомкнули мне губы.

- Ничего себе - ни крошки! Это в техасских-то прериях, где на каждом шагу острова! - расхохотался незнакомец. - Я вижу, вы джентльмен, вернее, были им. Ха-ха! Значит, не сумели прокормиться? Не видели пчелок в воздухе, земляники под ногами?

- Пчелы? Земляника?

- Да из каждых двадцати стволов с дуплами, одно набито, слышите, набито медом! Вы что, не видели ни одной пчелки?

- Даже если б видел, как бы я без топора добрался до меда. Я ведь попросту заблудился.

- И как же вас угораздило?

- Гонялся за мустангом.

- Ну и что собираетесь делать?

Он говорил, чуть откинув голову назад, словно избегая моего взгляда.

- К людям хочу, к жилью...

- К людям? - переспросил он с ехидной улыбкой. И отступив на несколько шагов ворчливо повторил: - К людям! К людям...

Мне было не повернуть головы. Я заметил, что он сделал какое-то движение. Да. Он вытащил из-за пояса нож и осклабился. Теперь я мог рассмотреть его получше. Все его ужимки выдавали сильнейшую внутреннюю борьбу. Он и трех секунд не мог простоять спокойно. Пальцы, как у сумасшедшего, бегали по лезвию ножа Мне стало ясно, что в голове его зреет решение: оставить меня в живых или нет. Я был совершенно спокоен и готов ко всему.

Он ушел. Я напряг шею и посмотрел ему вслед. Взгляд мой, отыскав удаляющуюся фигуру, вдруг наткнулся на ту самую загадку природы, что поразила меня в первый день блужданий. Колоссальная масса серебра высилась не более чем в двухстах шагах. Незнакомец исчез где-то в ее недрах. Но вот появился снова и медленно, пошатываясь двинулся в мою сторону. Когда подошел ближе, я увидел, что он долговяз и сух, но крепок телом. Лицо, насколько можно было разглядеть его в зарослях бороды, было прокалено о обветрено, как у индейца, но борода свидетельствовала о его белом происхождении. Голова обвязана холщовой тряпицей в темно-бурых пятнах. Куртка из оленьей кожи, ноговицы и мокасины имели те же следы. Это была кровь. За поясом торчал нож не менее двух футов длиной, а в руке он теперь держал кентуккийский карабин.

Должно быть, мое лицо явственно выражало отвращение, несмотря на то, что я силился казаться равнодушным.

- У меня что? Надпись на лбу? - вскипел он.

- Какая надпись?

Он вдруг быстро подскочил ко мне:

- А вы не замечаете ничего такого?

- Что я должен замечать?

Он придвинулся ближе:

- Посмотрите-ка получше. Как говорят, загляните мне в душу! Вы ничего не видите?

- Нет.

- Глаз не тот! Еще бы! Четыре дня без крошки во рту! Тут и вовсе ослепнешь. У меня тоже была пара таких денечков. Ну ладно. Шутки в сторону! Тут не до шуток, старина.

И, протягивая руку к карабину, он заговорил с ним:

- Да уймись же ты, старый пес! Не искушай меня, слышишь!

Все это он выпалил с таким чувством и жаром, что я даже несколько растерялся. Потом снова повернулся ко мне:

- Вы ослабли?

- Ослаб.

- Ну-ка, примите еще глоток виски. Погодите! Налью маленько воды.

О шагнул к реке, зачерпнул пригоршню, вылил в горлышко фляжки и поднес ее к моим губам.

- Хотите поскорее добраться до жилья?

- Да. Четыре дня ничего не держал во рту, кроме щепотки жевательного табака.

- А у вас не осталось немного?

- Осталось.

Я достал из кармана портсигар и табак. Он чуть не вырвал кисет у меня из рук и с волчьей жадностью набил себе рот.

- Табачок-то настоящий, славный табачок, - бормотал он, смакуя свою жвачку. - А вы молодой или старый? Сколько вам лет?

- Двадцать два.