В прерии вокруг патриарха

— Боб! — возвысив голос, произнес судья. — Боб Рок! Твои сограждане признали тебя виновным. Сообщаю, что ты приговариваешься к повешению до полного удушения. Да спасет Господь твою душу! Может быть, кто-то хочет возразить против исполнения приговора?

— Судья и сограждане, — сказал я, не узнавая собственного голоса, — он спас мне жизнь…

Когда я произносил эти слова, взгляд Боба застыл, грудь напряглась, но он тут же расслабился и покачал головой. Больше никто ничего не сказал.

— Пора! — заключил судья.

Все мы молча вышли из дома и сели на лошадей. Приблизительно через час мы были у патриарха. Лица наши приняли торжественно-серьезное выражение: мы присутствовали при последних минутах жизни человеческого существа. Вид гигантского дерева завораживал, точно порождение какого-то потустороннего мира. Причудливые пряди лишайника футов сорок длиною спадали чуть ли не до земли, так плотно укрывая ствол, что несколько всадников вынужденны были слезть с коней, раздвинуть заросли этой серебристой бородищи и проделать в ней проход. Лучи солнца, дробясь о ее волокна, о тысячи листьев, разбрызгивали множество зеленых и красных, желтых и синих бликов, напоминавших отсветы витражных окон собора. Сам ствол был в полном смысле чудом природы. Я чувствовал себя настолько подавленным его мощью, что первое время был точно под гипнозом.

Мои спутники поставили коней кругом под кроной патриарха так, что Боб оказался в центре, глаза его неотрывно смотрели на холмик свежей земли, видневшийся в тридцати шагах от ствола.

Часть всадников спешилась. Один из них сорвал лассо с седла Боба, набросил конец на низкий могучий сук, другой же конец завязал петлей и свесил.

После этих приготовлений судья снял шляпу и сложил руки. Прочие последовали его примеру.

— Боб! — произнес судья. — Мы будем молиться за твою бедную душу. Сейчас она отлетит от грешного тела.

Боб словно не слышал его.

— Боб! — повторил судья.

Тот не шевельнулся.

— Хочешь сказать что-нибудь? Мы слушаем!

Боб таращился на нас бессмысленными глазами, губы его вздрагивали, лицо было уже не от мира сего.

— Боб! — еще раз воскликнул судья. — Мы будем молиться за твою душу! Да не минует ее милость господня!

— Аминь! — грянул круг присяжных.

Один из них подошел к Бобу, накинул ему петлю на шею, другой завязал глаза, третий выпростал из стремян его ноги, а четвертый занес бич над крупом мустанга. Все это происходило в гробовой, жуткой тишине.

Бич щелкнул. Мустанг рванулся вперед. И в тот же миг Боб с выражением отчаяния и ужаса схватился за поводья, и из его глотки вырвалось душераздирающее «Стой!»

Но было поздно. Он уже болтался в петле. Судья тоже не успел повлиять на ход событий. Его отчаянный вопль, призывающий остановить казнь, еще гудел в моих ушах. Я видел, как, пошатываясь в седле, он приблизился к повешенному, приподнял его и посадил на коня. Он пытался влить ему в рот виски и смотрел на Боба с такой безумной надеждой, что, казалось, от пробуждения последнего зависит его собственная жизнь. Вероятно, Боб был бы уже покойником, если б не шейный платок, ослабивший удавку и предохранивший от перелома позвонка.

Он открыл глаза.

— Боб! — сдавленным голосом произнес судья.

Тот молча смотрел на него.

— Боб! Что ты хочешь сказать?

— Джонни… — прохрипел Боб.

— Что — Джонни?

— Сан-Антонио…

Могучая грудь судьи стала вздыматься, лицо его напряглось.

— …В Сан-Антонио… У падре Хосе… Берегитесь!

Тут поднялся всеобщий ропот.

— В нашей округе предатель?

— Один из нас?

— Не терять ни минуты! — приказал судья. — Ни минуты! Надо взять его! В Сан-Антонио!

Не успел я как следует осмыслить все, что произошло, как всадники умчались в прерию. Погруженный в раздумье судья неподвижным взглядом провожал их удаляющиеся фигурки.

— Поезжайте ко мне! Как можно скорее! У меня возьмите Птоли и свежую лошадь, скачите в Сан-Фелипе. Там — полковник Остин. Скажите ему обо всем, что видели и слышали здесь!

— Однако…

— Не теряйте времени! Скачите! Если хотите оказать услугу Техасу! Позаботьтесь о безопасности моей жены и дочери!

Он как безумный начал толкать и пинать моего мустанга. Лицо его в этот миг показалось мне столь страшным, что я, не раздумывая, пришпорил коня. Спустя несколько минут я уже огибал небольшой лесок, судьи не было видно.

Лошадь я гнал беспощадно и не заметил, как оказался возле дома судьи. Я взял с собой Птоли, сменил коня, прискакал в Сан-Фелипе и доложил о себе полковнику.

Тот слушал меня, на глазах меняясь в лице, и тут же приказал своим людям немедленно седлать коней и оповестить всех соседей.

Не успел я собрать в путь жену и падчерицу алькальда, как полковник с пятьюдесятью всадниками уже пылил в сторону Сан-Антонио.

Восстание началось.

Вместе с порученными моим заботам дамами я возвращался назад, но едва подъехав к дому, потерял сознание.