Уже оказавшись на берегу, я чувствую, что-то не так. Вернее, во мне поднимается неясная тревога, прямо посреди полного благополучия кольнуло что-то, и я начинаю оглядываться по сторонам. Вроде все, как и было: поляна, лесной теплый воздух, наполненный солнцем и ароматом хвои, шум реки, пение птиц… Все, как обычно, но беспокойство не отпускает, и я невольно ищу глазами Люси.
Она отошла недалеко от лежанки и теперь сидит на довольно большом бревне, болтая ногами, насколько позволяет толщина ствола. Все еще чувствуя опасение и стараясь не подавать вида, что меня что-то растревожило, я, улыбнувшись и наскоро нацепив рубашку, делаю несколько шагов в направлении девушки, как вдруг…
Совершенно отчетливо вижу, как к ней подходит мужчина… Лица его я разглядеть не могу, но перед глазами совершенно ясная картина — он обнимает ее, целует в щеку, Люси поворачивается, кладет ладошки ему на плечи… Эмоции, яростные и совершенно выбившиеся из-под контроля пронзили пикой все мое существо, открывшийся мне вид вводит в ступор на время, за которое я успел пронаблюдать довольно нежный поцелуй, поглаживание щек, волос… Не помня себя, я бросаюсь туда, не думая и совершенно не предполагая даже, что я сейчас буду делать…
Пробежав несколько метров, я замечаю, что не приближаюсь к ним. Ни насколько! Что бы я ни делал, как быстро бы ни двигался, парочка продолжает миловаться, как в плохом кино или… во сне. Ноги становятся ватными от страшной догадки, я останавливаюсь и трясу головой. Ничего не меняется. Я все так же стою на злосчастной поляне, впереди Люси обнимается с незнакомым мне парнем, и несмотря на все мои попытки, не могу добраться до них!
— Люси! — в отчаянии пытаюсь крикнуть, но из горла рвется только низкий хрип, протягиваю руку, однако, она будто исчезает в пустоте, и до сознания постепенно начинает доходить, что так быть не должно… — Люси! — выкрикиваю я уже мысленно, стараясь достучаться до девушки и, к своему счастью, вижу, что она вздрагивает и настороженно оглядывается. — Девочка моя, — мысленно тянусь я к ней, но в ответ приходит только испуганное:
— Кто ты?
Парень, обнимающий ее, что-то спрашивает тревожно вглядываясь ей в лицо, и тут я понимаю, что не могу разобрать его внешность, лицо как бы расплывается, подернутое туманом, однако, Люси я вижу очень даже отчетливо и это обнадеживает. Мне очень хочется избавиться от наваждения, понять что происходит. Пробую трясти головой, щипать себя, пересчитывать пальцы… Ничего не помогает, я все на той же поляне, а Люси все так же далеко, будто не знает меня. Она что-то говорит парню, и они вроде как собираются уходить с лужайки, а у меня перед глазами меняется картинка — и вот я уже наблюдаю картину города, будто со стороны.
Наконец, до меня доходит осмотреться и, повернув голову в сторону, понимаю, что я на станции и смотрю на Лусию через голомониторы. В один миг в сознание врезается мысль, что я никогда не был с ней знаком, меня не было в ее жизни, так же как и ее в моей. Хотя нет, она то как раз в моей жизни была, я всю жизнь наблюдал за ней и вот теперь мне привиделось, будто мы встретились, полюбили друг друга… И все это был сон… наваждение.
— Дей, отлипни уже от экрана, нас ждут на совете старейшин, — заглядывает в диспетчерскую Зейн и я с недоумением поворачиваю голову на звук его голоса… Истина медленно ввинчивается в мою голову, окатывая противным чувством осознания. Неужели… Неужели не было двенадцати лет на земле, всех этих человеческих ощущений, принятие себя, как человека, а не примитивного, со всеми чувствами и инстинктами. Человека, познавшего любовь, ревность, ярость, дружбу… Неужели, я сейчас такой же безучастный и холодный, как и Зейн Кёртис, который рассматривает меня недоумевая, отчего я стою как пень посреди диспетчерской и не могу сдвинуться с места. — Что с тобой? Ты что-то увидел интересное на Поле?
— Нет, ничего такого, чего бы мы не видели раньше, — ровным голосом отвечаю я ему, хотя на самом деле мне хочется выть от безысходности. Как же так… Мои руки помнят тепло ее кожи, губы до сих пор печет от сладких поцелуев… Я тонул в ее синих глазах, а от ее голоса по телу пробегали мурашки и становилось невероятно… хорошо. Помню ее стоны, когда вторгаясь в нее, я не мог ничего контролировать, я же знаю откуда-то все эти ощущения! Неужели мне все это приснилось, под впечатлением непрерывного слежения за экспериментом?
Тут до меня, наконец, доходит, что я не должен испытывать всех этих чувств, не должен знать и помнить, что значит обладать женщиной, любить, ненавидеть… ощущать. Я прохожусь пальцами за ухом и не нахожу едва заметного шрамика, который был у меня с того самого момента, когда учитель вытащил мне преобразователь, а стало быть… Я все тот же безупречный, каким и должен был быть все это время…