В прятки с «Прятками» (СИ)

Удавка на шее затягивается все сильнее, из горла рвутся хрипы, а я даже понять не могу никак, что происходит. Нас выследили, наверное, напали. Угасающим сознанием я успел заметить, как две черные фигуры поднимают девицу, слух фиксирует вскрик… Да вашу ж мать! Ни х*я я вам так просто не дамся, ублюдки! Размахнувшись из всех имеющихся в придушенном организме сил, спасая свою жизнь, я вдариваю локтем по душащему меня уроду так, что мне показалось, хрустнули ребра. Или мое предплечье. Удавка исчезла, а ворвавшийся в легкие кислород вперемешку с нор-адреналином в крови разливает по телу ощущение второго дыхания.

Пистолет вытащить не успел, бросился на них, молотя без разбору, ломая кости, разбивая все, что можно раздробить. Они вступают со мной врукопашную, из чего я делаю вывод, что оружия у них нет, а мне бы только успеть вытащить пистолет, но не дают сволочи!

Нападают сразу трое, валом, лишь бы задавить количеством. Впотьмах я даже понять не могу сколько их всего, что с девкой. Она затихла, никаких звуков от нее не слышно. Отбиваясь, я даже успеваю прикинуть, кто это такие могут быть. Дерутся они точно не как бесстрашные, скорее, как изгои, тупо махая чем придется. В очередной раз на мою голову опускается что-то тяжелое, в голове совсем туман. Я почти ничего не соображаю… и чувствую, как темная пелена пять заглушает все и поглощает в себя пространство. Страх, ненависть, медный запах крови… жертвы… они нужны мне!

Почувствовали разительные перемены и нападающие. Один отлетает мощным рывком, врезаясь с ласкающим слух краком в дерево. Сломался, бедняга, ну ничего, авось не помер, но выпадает из битвы однозначно. Сколько их остается, мне уже пох*й. Вот сейчас, точно пох*й. Отшвырнув от себя второго нападающего ногой, я хватаю за горло третьего и по лицу сама собой расползается гаденькая улыбочка. Пальцы все сжимаются на горле, заставляя вылезать из орбит глаза уродца и, почему-то, несмотря на то, что уже довольно темно, я вижу его так четко, будто на мне прибор ночного видения. Второй, видимо, придя в себя, опять нападает, пытается огреть дубинкой, но я перехватываю ее и, выкрутив у него из рук, обрушиваю на него с такой силой, что, скорее всего, проломил череп. Но с ним потом. У меня в руках жертва, и я убью его сейчас, вырвав ему горло, которое я все продолжаю сдавливать, но так, чтобы он не подох слишком легко.

— Аааа, — врезалось в слух, и я понял, что это девица орет. Надо заканчивать тут быстрее.

— Кто вы такие? — мой голос странный, будто бы и не мой вовсе, а раздается откуда-то извне, — что вам нужно? — Но мужик хрипит только, ответить не может. Резко шваркнул его на землю, заставляя встать на колени, и хватая за волосы на затылке, заглядываю ему в лицо. — Кто вы и что нужно?

— Мы стервятники, стервятники, просто воры…

— Яс­но, — прос­то со­об­щаю ему, дос­та­вая нож и прис­тавляя к его глотке, — те­перь бу­дете дохлые стер­вятни­ки, — по­лос­нув по гор­лу, я ста­ра­юсь заг­ля­нуть ему в гла­за, что­бы уви­деть, как из них ухо­дит жизнь. Он зах­ле­быва­ет­ся, хри­пит, бьется в конвульсиях, кровь бу­рыми, в су­мер­ках фон­танчи­ками, вы­тал­ки­ва­ет­ся из яремных вен. Он об­мяк, и я бро­сил эту па­даль от се­бя по­даль­ше. Боль­ше он не ну­жен.

Девку убили, скорее всего. Придушили уже, наверное. Понимание этого растравливает ненависть, заставляет в груди полыхать пожарищем, выжигая разум, оставляя одни инстинкты. Она нужна мне! Никто не смеет ее трогать, кроме меня! Ублюдки! Уроды у*бищные! Слабый писк из зарослей дал понять, что еще не все потеряно. Даже не пытаясь оценить обстановку, я ворвался в гущу людей, и только потом уже стало понятно, что их там трое. Двое держали девицу, а третий срезал с нее форму, не обращая внимания на попытки брыкаться.

— Захлопнись, дура! — успел только выцедить у*бок, когда я темной тенью налетел на него, просто сметая со своего пути. Он затих на время, и тут очнулись двое других. Один, сразу же, без паузы всадил в грудь девицы нож, а второй пошел с клинком на меня. Осознание того, что сейчас произошло, было последней всполохом, что оставили мне человеческие воспоминания. Дальше пошла неудобоваримая каша из раздираемых человеческих тел, раздавленных голов. Прижав одного из них к земле, я приставил нож к его лицу, а он успел что-то провякать:

— Нет! За что? Мы ничего…

— Ник­то не сме­ет ее тро­гать, выб­ля­док, ник­то, — про­шипел я ему, вы­резая у не­го гла­за. Кровь, вперемешку со слизью из глазного яблока, струится по искаженной предсмертной мукой роже. Его воп­ли нем­но­го от­резви­ли ме­ня. Нет, за­тяги­вать с этим нет смыс­ла, и свер­нув ему шею так, что по­каза­лись поз­вонки, я встал, втягивая полной грудью пропитанный кровью воздух, и ог­ля­дел­ся.