В приемной доктора. Закулисные драмы отделения терапии

Я подвез Питера до автобусной остановки и задумался, что делать дальше. В иной ситуации я бы решил, что приложил достаточно усилий, но тут случай был исключительным. Это был ребенок с подозрением на лейкемию. Поскольку у меня не имелось точного адреса, я не мог написать ей письмо с просьбой незамедлительно прийти в клинику. И вдруг меня осенило: может, девочку положили в больницу? Я позвонил туда, но никаких записей о поступлении Иваны не оказалось.

Я вернулся в клинику к началу вечернего приема. Консультировал пациента за пациентом, но не мог перестать думать об Иване. Я с ужасом представлял, как она умрет из-за того, что я не смог вовремя направить ее на лечение. Администраторы продолжали попытки дозвониться до Иваны и ее матери, но безрезультатно.

Приехав домой вечером, я включил компьютер и открыл электронную карту Иваны. Я хотел проверить, ходила ли она на назначенную мной рентгенографию. Оказалось, что нет. Я взял мобильный телефон и снова набрал ее номер. Ответа не последовало. Девочка словно исчезла.

Пациенты из Восточной Европы нередко меняют место жительства, не предупредив нас. Приехав в страну, они часто остаются у друзей или родственников и используют их адрес, чтобы встать на учет в клинике. Затем они переезжают, когда у них появляется такая возможность. В том районе города было много словаков, и в одном доме нередко жило сразу несколько семей. Обычно это не доставляло проблем, но только не теперь.

Следующим утром я пришел на работу уставшим из-за бессонной ночи. Я сразу направился в кафетерий, чтобы выпить кофе, и столкнулся там с нашим менеджером Генри.

– Выглядишь неважно, Амир, – сказал он, глядя на меня.

– Ты прав, Генри, я почти не спал, – ответил я и затем рассказал ему о произошедшем.

– Сколько ей лет?

– Четырнадцать.

– Почему бы тебе не позвонить в школу и не спросить, пришла ли Ивана на занятия? – между делом предложил Генри, бросая чайный пакетик в мусорное ведро.

Я уставился на него.

– Генри, да ты же гений! – воскликнул я, выставляя вперед ладонь, чтобы дать ему пять.

– Осторожно, чай! – предупредил он.

В 09:00 я позвонил в школу и спросил, пришла ли Ивана на уроки. Пришла. На меня нахлынула волна облегчения. Я сказал, что мне нужно срочно поговорить с девочкой, и я буду оставаться на линии, пока она не подойдет. В идеале мне следовало поговорить с ее мамой, но я не мог с ней связаться.

Ивана плохо говорила на английском, но она поняла, что ей нужно прийти ко мне на прием. Еще она дала мне номер телефона своей мамы. Мама тоже согласилась прийти.

Я намеренно все устроил так, чтобы они были последними пациентами на утреннем приеме. Если бы наш разговор затянулся, другим пациентам не пришлось бы ждать. Я попросил переводчика Питера присоединиться к нам.

Ивана пришла ко мне в школьной форме: серой юбке и белой блузке. Она намеренно завязала галстук так, чтобы он выглядел очень коротким. Я заметил, что так делали многие подростки. Ее мама Ирен была в рабочей униформе: голубой тунике с названием компании на кармане. Они обе сели. На этот раз Ивана выглядела взволнованной.

– Спасибо, что пришли так скоро, – поздоровался я. – Ивана, как ты себя чувствуешь?

Питер перевел ей мои слова. Она посмотрела сначала на меня, затем на Питера и ответила что-то на словацком.

– Она говорит, что немного устала, но в целом чувствует себя хорошо, – сказал Питер.

– Ты ходила на рентгенографию?

Ивана покачала головой и что-то пробормотала.

– Еще нет, ей было некогда, – перевел Питер.

Ирен задала вопрос.

– Мама девочки хочет знать, получили ли вы результаты анализа крови, – пояснил Питер.

– Да, получил, – ответил я.

Сообщать такие новости всегда трудно, и делать это нужно очень осторожно. Это тяжело даже в тех случаях, когда обе стороны говорят на одном языке. Обстоятельства, в которых мы находились, усложняли ситуацию, но другого выхода не было.

– Скажите, когда вы пришли ко мне в прошлый раз, чего вы боялись? – спросил я. Мне важно было понять, на каком этапе мыслительного процесса они находились, чтобы я мог подобрать правильный подход.

– Она говорит, что у Иваны может быть низкий уровень железа, поэтому она такая усталая, – перевел Питер слова Ирен.

Я кивнул.

– Что ж, результаты анализа кое-что показали, но это не просто дефицит железа, – сказал я. Это был предупредительный выстрел.

Когда Питер передал мои слова, настроение присутствующих сразу изменилось.

– И что они показали? – спросил Питер от лица Иваны и Ирен.

Я сделал глубокий вдох.

– Ивана, анализ крови показал, что у тебя не все в порядке с костным мозгом. Уровень лейкоцитов в твоей крови очень высокий, а уровень эритроцитов – очень низкий, – объяснил я и сделал паузу, чтобы Питер успел все перевести.

Ни Ивана, ни ее мама ничего не ответили и просто смотрели на меня.

– Такие результаты позволяют сделать вывод об определенном типе рака крови, – продолжил я, глядя на Ивану.

Слово «рак» переводить не требовалось. Ирен охнула и прижала руку к груди.

– Рак?! – воскликнула женщина.

Питер перевел фразу целиком. Глаза Иваны расширились, и она прикусила нижнюю губу. Мне нужно было договорить.