В присутствии Бога (100 писем о молитве)

«Он увидел, что Бог не испытывает нужды ни в каком творении; что Его собственный Сын, в Котором Его благоволение, должен был принести Ему Свою жизнь; что единственно только желание предания себя и всех вещей вместе с Иисусом-Жертвой было достойно Его величия, и не желать потерять самого себя вместе с Его Сыном ради любви к Нему, это значит недостаточно любить Его». Он передает свою непосредственную реакцию с помощью четких понятий и тотчас находит подтверждение своим чувствам: Сам Иисус должен был принести Себя Богу, принести в полном смысле слова — принести Себя в жертву, отдать Себя, как дерево огню, чтобы быть им поглощенным. Любить, не доходя до такого предела, не соглашаясь потерять себя вместе с Иисусом Христом, оставив какую-то надежду на уклонение, — было бы насмешкой. Это первое впечатление Кондрена проясняется в дальнейшем, когда ему открылось Величие Божие. «Этот свет был столь чистым и столь могущественным, что произвел на его душу впечатление смерти, которое никогда затем не изгладилось… Он предал себя от всего сердца Богу, чтобы быть обращенным в ничто в Его честь и чтобы никогда не жить иначе, как только в таком расположении духа». Юный мальчик возвращается к своим играм, к своим занятиям, к своим товарищам, но так сильно было то впечатление, что он навсегда его запомнит. «Впечатление смерти», как если бы Бог разрушил все, кроме Себя, в душе Кондрена. Стоит явиться солнцу, и все звезды как бы гаснут; вся вселенная, все то, что до сих привлекало, очаровывало, притягивало взгляды, разум, сердце юного Кондрена, внезапно оказалось обесцвеченным, лишенным всякой соблазнительности, всякой привлекательности, всякого интереса. Одно Существо, одно-единственное, заняло все место, непреодолимо притягивая. Но юный мальчик избежал искушения овладеть Им, чтобы Им наслаждаться; он стремится потеряться в Нем «ради любви к Нему». «Чтобы быть обращенным в ничто». Рассмотрим внимательно, что это значит. Существует известный вкус к ничто, бесовский, который есть отвращение к существованию, отказ от него, страсть разрушать и разрушаться. Но здесь совсем иное, божественное, стремление самоуничтожения, рожденное любовью, не для того, чтобы стать ничем, но чтобы стать другим. Так дерево стремится стать огнем, так приношение на алтаре ожидает, когда оно лишится собственной природы через проникновение в него Христа. Тот, кто любил поистине, не может не понять этой непреодолимой потребности не только выразить свою любовь, но и дать ее неопровержимое свидетельство. Но таким бывает только одно свидетельство: принести, отдать, утратить свою жизнь ради того, кого любишь, в честь Бога, Которого любишь. «Тогда он познал, что весь этот мир должен сгореть из-за греха людей, что божественная чистота, святость и справедливость испытывает ко греху крайнее отвращение, и только на Иисуса Христа взирает она с благоволением, и на то, что проникнуто Его духом». И вот в его мыслях возникает новый образ. Сопоставление Бога и мира приводит не только к обнаружению контраста между Творцом и тварью, между «Тем, кто есть», «Сущим», и тем, что существует только благодаря Богу, но также и противопоставления, непримиримого противоречия, вопиющей несовместимости между Божественной Святостью — потрясающей Чистотой, — и гнусным грехом мира. Несовместимости, которая уже однажды заставила воскликнуть Исаию: «Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами… — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис 6,5).