В промежутках между

Это гораздо точнее выражало бы отношение к человеку, который сыграл в моей судьбе одну из ключевых ролей.

Конечно, очень соблазнительно эти поздравительные слова превратить в очередной опус о моей жизни, но я постараюсь обойтись без этого, хотя известно, что артисты – это люди, которые тебя не слушают, если разговор идет не о них.

Говорить о твоей уникальности – такая же банальность, как утверждать, что редкая собака добежит до середины Кореи.

Я хочу поблагодарить тебя за твое терпение, мудрость и братскую заботу, которую я чувствовал все пятьдесят лет.

Кто знает, если бы судьба не подарила мне встречу с тобой в 1963 году, может, я сегодня был бы уже каким-нибудь олигархом или агрессивным диссидентом.

Станислав Ежи Лец однажды заметил, что несгибаемая позиция – это временами результат паралича. Но твоя несгибаемость уникальна тем, что всю свою жизнь ты исповедовал принцип: «Если не можешь жить в стране, которую любишь, люби страну, в которой живешь».

Спасибо тебе за этот главный урок, который ты мне преподал своей жизнью.

Всегда твой ученик Геннадий Хазанов

Я

Население наше сейчас из кого состоит? Из гастарбайтеров, председателей жюри и Жерара Депардье. Сидение в жюри – первый шаг к творческому забвению. Второй шаг – когда прекращают звать в жюри. Кто меня не раздражает во всех жюри – Хазанов и Ярмольник. Это логичная часть их дарования.

Я сам иногда влипаю, а в основном влипал в сидение в жюри. Но сейчас окончательно с этим завязал, потому что чувствую себя там необыкновенно неуютно. Но вот по случаю 55-летия КВН Саша Масляков уговорил меня как человека, который действительно был в одних из первых жюрях КВН, посидеть. Зрелище это было, конечно, и трогательное, и немножко наивно-подозрительное, потому что на сцену выходили несвежие «Новые армяне», а в жюри сидели не менее несвежие старые евреи.

«Точь-в-точь», «Один в один», «День в день», жюри, жюри, жюри… «Минута славы» – много это или мало? Если проецировать на вечность – маловато. А если учитывать ужасы кастинга и суровость судей, где сногсшибательная Рената Литвинова, теряя свой загадочный шарм, косноязычно умиляется висящей на веревке малолетке, а увидевший первый раз в жизни симфонический оркестр Светлаков снисходительно журит, по его мнению, ничего ни в чем не смыслящих и старомодных Познера и Юрского, то тогда минута этой славы – это очень, очень много, почти космос.

Елена Чайковская

Гений!

Привет!

Как ты?!

Не знаем, чего тебе пожелать.

А чтоб так все и оставалось!

Это прекрасно!

Твои Толик и Ленка Чайковские

Я

Как можно удержаться и не тиснуть в книжку такой возглас, как «гений!».

Всё, в чем я выхожу в свет, – это Ленкины привозы из-за рубежа: куртки, рубашки, обувь, кепки. Все это она в магазинах примеряет на мужа Толю, прибавляя на глаз 3–4 размера.

Моя жизнь – это:

Много недвижимости в коленке
Да пиджаки от Чайковской Ленки.

Между тем

У Чайковских всю жизнь – маленькие пуделечки, и все – Чама, Чама, Чама, Чама. Уже пятый или шестой Чама.

Я ставил в Театре сатиры спектакль «Слишком женатый таксист». Там по сюжету над квартирой главных героев живет пара милых «голубых», одного из которых зовут Микки. Второй прибегает вниз и все время в разговоре упоминает того: «Микки, Микки, Микки». В конце полицейский делает предупредительный выстрел в потолок, раздается страшный крик – это он попал в Микки. Когда я ставил этот спектакль, мы как раз приобрели собаку, вестхайленд-уайт-терьера. И назвали Микки. По примеру Леночки мы и следующую собаку тоже так назвали. У обоих Микки – одно лицо.