В пропасть из хинкальной

В том мирке, где мне время от времени кажется,

Что все тайны вселенной как будто ко мне приближаются,

Заставляя пытаться найти и понять их основы.

Между тем меня снова затягивает в одиночество,

Стоит только мне вспомнить тебя на минутку,

И хотя эта память является пищей для творчества,

Она также играет со мною жестокую шутку.

Ты не Беатриче

Ты не Беатриче,

Хотя я пытаюсь тебя возвеличить,

Увековечить,

Но времени перечить

Не получается, оно обезличит

Любого. Никто никогда не отыщет

Все наши тайны. Лишь пепелище

Останется от нас, от наших мыслей. Кто взыщет

С нас за мысли, слова, за поступки и прочее

(Здесь стоит не вопрос, здесь стоит многоточие).

Сквозь пелену

Сквозь пелену последнего дождя

В бессмысленных и грязных лужах

Я вижу отражение себя

И ощущаю свой талант ненужным.

Последний и бессмысленный закат,

Лучами проникающий сквозь окна,

Похоже, мне нисколечко не рад.

И небосвод, что из презренья соткан,

И месяц издевательской улыбкой

Меня как будто гонят отовсюду.

Я в комнате сижу с пустой открыткой,

Где пишут, кем я никогда не буду.

Холодный космос безразличным мраком

Меня толкает силой в одиночество.

Я признаю свои успехи браком,

Не сомневаясь в собственной порочности.

Сквозь пелену рыдающего неба

(Нет, не по мне, ему я безразличен)

Я наблюдаю в лужах, кем я так и не был,

И этот вид мне стал давно привычен.

Возвращайся

Возвращайся ко мне последней, самой желанной хинкалиной,

Роковой перекладиной в замерзшем пространстве, опорой обманчивой,

Похмельем, белой горячкой, весенней проталиной.

После Сталина в ложную оттепель введи меня вкрадчиво.

Возвращайся ко мне пациентом берлинской больницы,

Вавилонской блудницей, туда, где не всё потеряно,

Чтобы в повести нашей опять на последней странице

Оказаться в Дубовке у ямы в спину расстрелянной.