В прорыв идут штрафные батальоны

— Кто по военной специальности? Бронебойщик?

— Минометчик я, гражданин майор.

Балтус с возрастающим интересом еще раз прошелся по могучей фигуре бойца оценивающим взглядом.

— Мужик ты, конечно, здоровый. Но пол-литра, пожалуй, и для тебя многовато будет. Не спьянеешь?

— А ее, гражданин майор, совсем не потребляю.

— Тогда зачем дополнительные патроны просил?

— На баланду поменяю, гражданин майор. Не хватает еды-то. Целыми днями в брюхе сосет. Спасу нет.

Балтус понимающе покивал. Повернувшись в сторону Упита, распорядился:

— Командир роты, с сегодняшнего дня бойцу

Получасу выдавать в обед двойную порцию. И премиальные пол-литра тоже отдать.

Штрафники одобрительным гулом отозвались на слова комбата.

По итогам стрельб командирам рот Колычеву и Корниенко была объявлена комбатом благодарность. Первому — за высокую результативность, второму — за подготовку и организацию стрельб.

Расставив заключительные акценты в оценке деятельности командиров рот, Балтус сделал последнее распоряжение:

— Организуйте подворное обследование заброшенных погребов и огородов. Собрать все, что может пригодиться в пищу. Сдать на кухни и обеспечить охрану.

Командиры рот лишь украдкой переглянулись: давно штрафники всю округу вдоль и поперек излазили, каждый укромный уголок обшарили. Голубей с церковной крыши и тех переловили и поели. Распоряжение комбата выполнено раньше, чем поступило.

* * *

Но не забыл, оказывается, комбат о рядовом бойце взвода охраны Туманове Викторе Кузьмиче.

Обойдя с проверкой взводы, Павел вернулся в свой блиндаж и, дожидаясь, когда вернутся с кухни с обеденными котелками Тимчук и Богданов, занялся составлением строевки. Сидя за столом боком к входной двери, он видел, как в комнату неслышно вошел Туманов, но лишь покосился в его сторону, дав понять, что занят и не хочет, чтобы его отвлекали на посторонние дела. Непроизвольно отметил, правда, — почему-то в шинели. Хотя входить к нему, не имея достаточных причин для спешки, принято было, раздеваясь и оставляя верхнюю одежду в тамбуре, на крючках, вбитых в стену.

Нерасположенность Колычева в расчеты Туманова, видимо, не входила. С минуту он торчал у двери, выжидая, что Колычев изменит решение и обратит на него все же внимание. Поворачивать назад восвояси ни с чем явно не хотелось.

— Па-аш! — потянул подозрительно вкрадчивым, извинительным тоном.

— Чего тебе? — не отрываясь от бумаг, недовольно отозвался Павел, ожидая услышать от связного очередную докучливую Витьки ну заботу. — Опять с ерундой какой-нибудь явился!

— Гля, Паш, — Витька с таинственным, загадочным видом отвернул борт шинели на левой стороне груди. На гимнастерке покачивалась и блескуче серебрилась новенькая солдатская медаль «За отвагу».

— Ух ты! — не удержал изумленного возгласа Павел, испытав одновременно сложную гамму чувств: солидарную радость за Туманова и комбата, сдержавшего-таки слово, и невольную горечь за себя, обойденного и лишенного заслуженных наград. Но внешне постарался ничем не выдать своего состояния. — Поздравляю вас, рядовой Туманов. От души.

— Сам комбат вручал, — светясь непосредственной простодушной радостью, гордился Витька. — Сказал, что это… молодец, мол, Туманов, настоящий солдат. Матери, сказал, напишет. Чтоб гордилась. Вот…

— Мы тоже вечером отметим, — пообещал Павел. — Обмоем медаль как положено.

— Трое нас было. Еще двое с взвода охраны, — продолжал возбужденно Туманов. — Комбат всем руки пожал. Сказал, что мы… эта… гордость батальона. Вот. А Богдан, гад, смеялся — за дурость! за дурость! Самому ему за дурость!…

— Ничего, теперь язык проглотит, — успокоил его Павел. — Ты шинель-то сними, сейчас Тимчук с Богдановым придут, посмотрим, какие у них физиономии будут.

Тимчук вошедший первым, сразу, от порога, выделил медаль на груди Туманова, но отвел глаза, делано озаботившись расстановкой котелков на печурке. А Богданов, открывший было рот, чтобы по привычке пройтись по адресу напарника какой-нибудь ехидой, осекся, пристыв взглядом к медали.

— Вот те раз, мужики! — притворно изумился Павел. — Поздравьте же товарища с первой боевой наградой. Единственный человек в роте, кто ее имеет. Можно сказать, гордость всего батальона.

Богданов хмыкнул уязвленно:

— Тоже мне — гордость. Да у меня их две было.

И Павел пожалел, осознав, что заигрался, и напрасно ляпнул про гордость батальона. Теперь прилипнет к парню как кличка, начнут его шпынять и к месту, и не к месту.

* * *

Годовщину Октября командиры рот договорились отметить сообща, на территории Корниенко, от которого инициатива, собственно, и исходила. Блиндаж под постоем у Корниенко подходящий, много просторней, чем у Колычева, да и сам Федор, пожалуй, самый компанейский и затейливый из всех командиров рот.

Собрались поздно и недружно. Накануне в батальон поступило сверхобещанное пополнение, а сразу за праздничными днями предстоял перенесенный на новый срок батальонный смотр строевой подготовки. Забот прибавилось. Во взводах стало по шестьдесят-семьдесят человек, каждый ходил по плацу со своей песней.