— Как знаете. Остановился сказать — колхозницы, те посмеялись… «Дескать, ищи их в тепле!» Ничего подобного: и старик и хлопцы, посмотрите, все они на посту.
Майор отшвырнул плащ. Шофер, подставляя ветру скуластое лицо, стоя на крыле машины, смотрел вдаль и смеялся в запыленные усы так, как будто его легонько щекотали подмышками.
— И ребята, как кузнечики, хоть квело, а прыгают! — и тут же, затаенно усмехнувшись, завел машину подальше в кусты.
— Вы смеетесь так, как будто они у вас на ладони, — недовольно заметил майор, видя далеко на косогоре за поднятой черной зябью что-то похожее на бредущий скот… Две фигурки впереди и одна, не то три — позади. В ветровой хмари фигурки людей казались одинаково темными и одинаково маленькими.
Шофер, спрыгнув с крыла, заводным ключом постукивал по шинам, проверяя исправность камер.
— Соображение, товарищ майор, такое, — не всякому встречному верь на слово.
Сойдя с машины, майор с некоторым раздражением спросил:
— Но почему вам надо верить?
— Экспертизу по глазам сдаю на сверхотлично!
«Какой самоуверенный», — подумал майор, и столкнувшись взглядом с садовником, вышедшим из кабины, спросил его:
— Василий Семенович, а вы чему усмехаетесь?
Высокий старый садовник, огладив коротко подстриженные седые усы, ответил:
— Радуюсь. Хлопцы-то с характером, пробиваются сквозь ветер. Телят ведет Марьи Захаровны сын — Михаил Самохин. Манера у него в землю посматривать.
— Точно! Вы, Василий Семенович, проходите курсы шоферов и садитесь за руль. Глаза у вас такие, что можно доверить любую машину, — похвалил старого садовника шофер и, обратившись к майору, сказал: — Товарищ майор, давайте ехать!
— Вы что, шутите?
— Не шучу.
— Ну, значит, не думаете, что говорите. Ребят надо забрать, — настойчиво проговорил майор, уже начиная убеждаться, что маячивший на гребне скот гнали Иван Никитич и ребята.
Шофер, отвернувшись от ветра, крутил цыгарку. Обветренный жесткий затылок его покраснел, когда он заговорил:
— Надо ехать… Мне доступней понять ребят. Своих в землянке стайка… А у вас, должно, сроду они не водились.
— Вот поэтому не хочу быть опрометчивым с чужими. Отцы у них на фронте. За эту прогулку отвечаю я! — обидчиво заявил майор и, поскрипывая кожей полушубка, стал ходить взад и вперед, на ходу объясняя, что сам он останется со стариком, а ребят нужно подвезти до Иловской. За ночь они отдохнут и потом вместе со стариком доставят коров по назначению.
— Оно, конечно, дело ваше, — заговорил шофер. — Вы тут старший, вам и распоряжаться. Только нескладно получается. Люди во какую дорогу прошли. Можно сказать, дом построили. Осталось покрыть и побелить его, а тут им няньку.
Запыленные усы шофера сердито дернулись, и он замолчал.
Майор, опешив, остановился. Он полностью соглашался с шофером, но должен был и сам видеть, здоровы ли ребята и старик, чтобы быть уверенным, что до Иловской, до переправы через Дон, они благополучно доберутся.
… Через несколько минут майор, шофер и садовник услыхали звон захлебывающегося на яростном ветру колокольчика.
Со склона в лощину, из-за голых кустов, им, будто на ладони, видно было, как приближались коровы. В голове стада, с палками через плечо брели запыленные Иван Никитич и Гаврик. В хвосте шагал Миша с ведром, висевшим на лопате за спиной, а позади Миши плелись связанные меж собой телята.
— Походная жизнь — она не сладка, а до крайности интересна и под уклон идет, — с усмешкой сочувствия заметил шофер.
Иван Никитич невдалеке от дороги остановился, повернулся узкой костлявой спиной.
— Михайло, — послышался его охрипший голос, — не напирай сзади! Отпусти телят на траву, а сам иди сюда!
Первым на дорогу вышел Гаврик.
Из-за кустов видели, как он попробовал прочность накатанного грунта сапогами, слышали его с усталой гордостью сказанные слова:
— Миша, вот она дорога! Три дня ее не видали!
Вслед за дедом появился Миша. Он тоже счел нужным попробовать ногами дорогу, сбить на затылок треух.
Старик, становясь с каждым словом оживленней, предложил:
— Можно пройтись! По ней и слепой к вечеру до Иловской доведет, а там пойдут наши миусские поля.
Он закинул руки за узкую спину. Подражая ему, Миша и Гаврик тоже закинули руки за спину… Все трое немного прошлись по дороге. На обратном пути, взглянув деду в глаза, Миша с опасением проговорил:
— Дедушка, хоть бы они не вздумали выехать нам по подмогу!
Дед сразу остановился.
— Ветер еще силён. Там, конечно, беспокоятся, а все-таки получится бестолково.
Майор, проскрипев кожей нового полушубка, тихонько кашлянул.
Заговорил Гаврик с досадой скучающего человека:
— Дедушка, мы же задание почти на сто выполнили… Гнали, гнали и тут они.
Он хлопнул шапку о землю.
— Гаврик, треух надень и не каркай, как ворона на мокрую погоду. Пришлют помощников, отправим их по назначению.
Миша, обращаясь к деду, добавил:
— Их, дедушка, отправим, а сами дело доведем до конца.
— Дедушка, эта дорога кончится… А потом мы опять в поход по колхозному заданию?
— Обязательно! — засмеялся старик, и от его хорошего старческого смеха у Гаврика невольно вырвалось:
— Жизнь!