Читаем В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев полностью

Существует еще по меньшей мере одно документальное свидетельство раннего распыления коллекции Китаева после ее национализации. В архиве ГМИИ я обнаружил (в 2007 году) папку с документами о временной выдаче японских гравюр на выставку. Акт 29/в от 20 мая 1924 года сообщает, что на основе распоряжения Музейного отдела Главнауки Н. К. П. (за № 5646) 34 японские гравюры были выданы Румянцовским (так в тексте. – Е. Ш.) музеем директору Музея Ars Asiatica Ф. В. Гогелю. Среди выданных художников – Хокусай, Утамаро, Хиросигэ и др.[149] Несмотря на слова в акте “подлежат возврату”, по закрытии временной выставки возвращены они не были, о чем свидетельствует заявление старшего помощника хранителя Отдела гравюр Музея изящных искусств А. И. Аристовой заведующему отделом А. А. Сидорову от 6 декабря 1927 года (напомним, что Румянцевский музей был расформирован в 1924-м и коллекция перешла в ведение ГМИИ)[150]. Последующие свидетельства о возврате этих гравюр отсутствуют, зато имеется письмо Гогеля в Музейный отдел Главнауки, где он прямо говорит, что полученные произведения Музей Ars Asiatica отдавать не собирается[151].

Вряд ли это было единичным эпизодом. После Великой Отечественной войны раздача продолжалась. Например, в 1953 году десятки китаевских гравюр были переданы российским провинциальным музеям в Челябинске, Ростове и Новосибирске[152]. Многие из этих переданных работ были копиями, сделанными с суримоно в начале 1890-х специально для западного рынка, как, например, “Куртизанка Югири” (худ. Матора). В Челябинск был выдан лист с инвентарным номером А.30230, а в ГМИИ остались две идентичные картинки под номерами А.30229 и А.30231. В принципе, нет ничего предосудительного в том, чтобы поделиться дубликатами (особенно копиями, не имеющими большой художественной или рыночной ценности[153]) с провинциальными музеями; я привожу это лишь как пример распыления изначальной коллекции.

Когда я получил и стал проглядывать присланный мне друзьями каталог, я заметил некоторые ошибки в тексте опубликованных там писем Китаева. Ошибки эти были сделаны при перепечатке его рукописи, и я впервые отметил их, еще когда читал эти распечатки в качестве редактора[154]. Ошибки я выправил и особо отметил, что их надо исправить и в рабочем файле. И вот по завершении работы я сижу перед роскошным глянцевым томом и вижу в нем все эти простейшие и скорее смешные, нежели зловредные ошибки нетронутыми. Я стал читать тексты внимательно и обнаружил, что гордое заявление Китаева о том, что у него есть первое издание “Манга Хокусая” в отличном состоянии (“Издание это в 15 книжек; у меня – в превосходном редчайшем 1-ом оттиске”)[155], исчезло из опубликованного текста, который был немного изменен, чтобы сгладить купюру. Полностью это место в оригинале письма Китаева выглядит так: “Среди множества работ Хоку Сая есть несколько листков, предназначавшихся для его знаменитой “Ман Гва” (в переводе Ман означает 10 000, гва – картин); издание это в 15 книжек; у меня – в превосходном редчайшем 1-ом оттиске”. В опубликованном в Каталоге тексте: “Среди множества работ Хоку Сая есть несколько листков, предназначавшихся для его знаменитой “Ман Гва” (в переводе Ман означает 10 000, гва – картин); у меня в превосходном редчайшем 1-м оттиске”[156]. Никакого объяснения выпущенной части текста не дано, многоточия отсутствуют, хотя в предисловии к части “Архивные материалы” было четко сказано, что все купюры и сокращения помечены знаком […] и объяснены[157].

Попробуем проанализировать этот текст, чтобы учесть все возможные варианты толкования. Напечатанное в Каталоге в сокращенном для ясности виде выглядит так: “Есть несколько листков, предназначавшихся… для “Манга”; у меня в 1-м оттиске”. На мой взгляд, эта фраза не имеет смысла, и даже не потому, что изъяты слова про 15 томов (книжек). Листки, предназначавшиеся для “Манга”, – это оригиналы (эскизы, рисунки кистью и тушью), которые делались для включения в будущую книжку (сборник рисунков) в награвированном мастером-гравером (не самим художником) виде. Если бы Китаев имел в виду разрозненные страницы (листки) из напечатанных книжек “Манга”, он бы сказал “из”, а не “для”. И вряд ли бы он стал хвалиться несколькими листками, если у него в собрании есть полное издание в 15 книжек! (Оно есть в ГМИИ и сейчас; точнее, мне показывала его Б. Г. Воронова в 2006 году. Я увидел, что оно не первое, а позднее и отнюдь не превосходное[158].) Ну и, разумеется, если бы речь шла о нескольких листках – гравюрах из книг, они должны были быть включены в каталог, как немало разрозненных книжных страниц, нашедших там место. Но в каталоге этих “листков” нет. Значит, если они не потеряны вообще, они – рисунки. Если же они рисунки, то зачем тем, кто готовил текст Китаева к печати, понадобилось его препарировать и исключать без объяснения слова, недвусмысленно показывающие, что он говорил о том, что у него есть это издание в 15 книжках в превосходном 1-м оттиске?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука