В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

Как скоро узнали об этой драке жители предместья и Белаго города, со всех сторон набежало такое множество Москвитян, недовольных Поляками, что дело едва не кончилось всеобщим бунтом. Благоразумие наместника отвратило бедствие. Он сам явился среди народа и сказал: «Москвитяне! Вы считаете себя наилучшими христианами в мире; но боитесь ли вы Бога, когда жаждете крови и помышляете только о вероломстве и измене? Или вы думаете, что Бог вас не накажет? Нет! вы испытаете всю тяжесть его десницы. Умертвив не одного из собственных царей, вы избрали наконец государем нашего королевича; но едва присягнули ему в верности, вы уже стали поносить его только за то, что он не может сюда приехать так скоро, как вам хотелось бы; называете отца его старою собакою, а его самого щенком, забыв, что Бог избрал их своими наместниками. Вы сами нарушаете клятву, не признавая царем своего законного государя; а нас, его подданных, приехавших сюда по вашему приглашению, предаете смерти! Или не помните, что мы спасли вас от злодея Димитрия? Не повинуясь царю, вы раздражаете Бога, который шутить не любит. Не хвалитесь силою и многочисленностью: конечно шести тысячам трудно устоять против семисот тысяч; но победа зависит не от числа, а от Бога: и горстью людей Он может истребить несчетные полчища. Что побуждаете вас к бунту? Разве мы служим не тому же государю, которому и вы присягнули? Если же вы хотите кровопролития, то будьте уверены, что Бог нас не оставит: мы постоим за правое дело!»

«Полно врать!» закричали из толпы; «без ружей и дубин, мы побьем вас колпаками».

«Нет, братцы!» продолжал наместник, «колпаками и с девками не управитесь: и они вас утомят; чего же не сделают 6000 героев? Прошу вас, умоляю, будьте смирны и покойны!»

«Ну, так убирайтесь отсюда и очистите наш город!» сказали Москвитяне.

«Этого не дозволяет нам присяга», возразил наместник; «государь не за тем прислал нас, чтобы мы тотчас разбежались по вашему требованию: мы должны ожидать его приезда».

«Так недолго вам оставаться в живых!» воскликнул народ.

«Это зависит не от вас, а от Бога. Если вы начнете ссору, да не сумеете кончить ее, тогда помилуй Бог жен и детей ваших! Я довольно вразумлял вас; повторяю: будьте покойны; а не то вы пропали. С нами Бог». Сказав это, наместник возвратился в замок; а Москвитяне разошлись по домам, скрывая в душе злые умыслы.

Миновало еще несколько недель, а королевича все не было. Между тем разнеслась молва, что король не отпускает своего сына, из опасения вверить его столь вероломным людям. Москвитяне были в исступлении, которое достигло высшей степени, когда Польский военачальник потребовал съестных припасов и жалованья своему войску. «Пусть требует платы от своего царя», говорил народ.

Более всего Москвитяне злились на своих вельмож, Михаила Глебовича Салтыкова, Федора Андронова, Ивана Тарасовича Граматина, и требовали выдачи этих изменников, вероломно предавших царство королевичу Владиславу. Около 3000 мятежников устремились в Кремль и уже ворвались в него; но едва начальник Немецкой дружины Борковский ударил тревогу и Немцы бросились к ружью, Москвитяне поспешили удалиться. Стража хотела запереть ворота, чтобы напасть на вероломных; капитан удержал ее, сказав: «Пусть их ругаются! собака лает, а ветер несет; но если вздумают драться, тогда узнают, с кем имеют дело!» В четверть часа не было уже видно ни одного Русского. Но Поляки ежеминутно ожидали новой тревоги. Видя везде волнение народа, полководцы их отменили торжественный выход в Вербное воскресенье, которое после Николина дня считается важнейшим праздником: они опасались при сем случае неминуемого бунта.

Обыкновенно в этот день выходит к народу царь и от двора своего до церкви, называемой Иерусалимом, ведет за узду осла, на коем сидит патриарх; шествие открывает клир, воспевая осаннуу с приличными обрядами; за ним следуют более 20 боярских детей в красном платье, и расстилают его по дороге, где царь ведет патриаршего осла. Как скоро пройдет патриарх, они подбирают свою одежду и, забежав вперед, снова расстилают ее до самой церкви. За первосвященником везут в санях огромное с разными плодами дерево, на коем сидят три или четыре отрока, и поют священные гимны; шествие заключают князья, бояре и купцы. На этот праздник стекается бесчисленное множество народа; причем такая бывает теснота, что люди слабого сложения не смеют присутствовать на церемонии, если хотят остаться живыми.

Чернь, узнав о запрещении наместника праздновать столь великий день, изъявила сильный ропот и лучше хотела погибнуть, чем стерпеть такое насилие; волю народную надлежало исполнить; узду осляти держал, вместо царя, знатнейший из Московских вельмож, Андрей Гундуров. Немцы же и Поляки, в полном вооружении, охраняли тишину столицы.