Два года назад Касьянов отдыхал с Ириной на Рижском взморье по совету кого-то из ее подруг. Дачу удалось снять у черта на куличках, в Меллужи, ни кафе, ни ресторанов, до Риги сорок пять минут электричкой, а до моря двадцать минут пешком по колено в пыли, да и сама дача выглядела жутковато — каморка два на два под самой крышей, с косым потолком и ободранными обоями, негде было даже умыться, туалет размещался в соседнем доме, а обедать приходилось ездить в Майори, возвращались разомлевшими от жары, но в комнатушке было еще жарче, железная крыша обжигала плечи, плелись на пляж, поросший сорной колючей травой и захламленный газетами, лежали там, пока не спадала жара, возвращались разбитые, едва живые, жевали подсохший хлеб с сыром и тотчас засыпали. А вернувшись в Москву, Касьянов почти не удивился, когда услышал, как Ирина описывала знакомым их отпуск: «Устроились чудно, жили в мансарде с балконом, и представьте, без хозяев, одни…» — и самое ужасное, что все это было правдой. Действительно, закуток под самой крышей назывался мансардой, и был шаткий балкончик, на который опасались выходить, и чтобы снять просохшее полотенце, Ирина просила Касьянова дотянуться до веревки. И все воспринимали ее рассказы как должное (умеет же Ирка устраиваться!), находились и завистницы, но большинство подруг восхищались умением Ирины. Иногда Касьянову казалось, что в признании окружающими ее заслуг и заключался смысл жизни Ирины, но все-таки Касьянову нравилось в ней то, что она всегда умела добиваться всего, чего хотела.
Парамонов снова нажал на клаксон, Ирина с любезной улыбкой повернулась к нему и согласно кивнула.
— Ну, вот что, — решительно сказала она. — Если тебя задержат точно на неделю, я не стану переносить свой отпуск. Уйду по графику, подожду тебя в Москве, и мы поедем в Одессу, а потом я попрошу еще недельку за свой счет.
— Умница! — обрадовано выкрикнул Касьянов и назло Парамонову чмокнул Ирину в щеку. Ирина стрельнула глазами на шефа, недовольно поморщилась, но Касьянов видел, что она уже успокоилась.
— Я позвоню тебе после работы, — сказала Ирина.
— Лучше появись, — сказал Касьянов, с неудовольствием замечая просящие интонации в своем голосе.
— Погляжу, как будет с временем. После шести у меня примерка, да и Валентина приглашала сегодня…
Она знала, что Касьянов терпеть не мог Валентину, ее лучшую подругу, молодящуюся старую деву, чем-то напоминавшую толстую серую крысу, страшную зануду и сплетницу. Ко всем остальным знакомым Ирины Касьянов соглашался ходить, точнее, Ирина затаскивала его, чтобы знакомые не сомневались в устроенности ее личной жизни.
— Но все-таки ты появись, — чуть жестче повторил Касьянов.
— Я позвоню, — сказала Ирина и побежала к машине.
Парамонов слишком резко тронул с места, мотор заглох, потом на высокой ноте взревел стартер, и «Москвич» тронулся. Касьянов со снисходительной улыбкой помахал Ирине рукой.
Вернувшись в отдел, Касьянов примерил туфли, они пришлись впору и были именно такими, какие он давно хотел купить — утконосые, с рантом, на высокой шнуровке, а главное — из натуральной кожи. Всем туфли понравились, Феликс попросил примерить и сказал, что ему они малы в подъеме и что вообще туфли жестковаты, на что Долинин сказал ему какую-то колкость, вспыхнула мимолетная перебранка, которая прекратилась лишь с приходом Семеновой. Она сказала, что туфли очень хорошие, точно такие она купила мужу и посоветовала отнести их в сапожную мастерскую поставить подковки, дольше будут носиться. В хозяйственных делах мнение техника Семеновой было решающим.
А командировка, видно, и в самом деле поджимала КБ, завертелись все колеса, были нажаты все пружины, чтобы побыстрее доставить представителя завода на Диксон. В бухгалтерии, не дожидаясь прихода Касьянова, ему начислили аванс на командировку, потом позвонила Людочка, секретарша начальника КБ, мило прощебетала, что билет уже оформлен, он лежит в центральном агентстве на Ленинградском проспекте в кассе № 18, вылетать нужно сегодня в 21 час с минутами.
«Ого!» — сказал себе Касьянов. Такого еще не бывало. Не пришлось уговаривать бухгалтеров, не пришлось стоять в очереди за билетом, а ведь обычно на эти хлопоты уходил целый рабочий день, не говоря уже о нервотрепке по мелочам. Но окончательно сразил Касьянова приход завхоза, Федора Михайловича, неприступного и грозного стража всего имущества конструкторского бюро. Федор Михайлович возник на пороге комнаты, хмуро поглядел на конструкторов, которых наверняка считал в душе бездельниками, и проворчал:
— Кому из вас спецодежду получать?… Я уж два часа жду!