В пургу и после

Накануне утром старший механик базового автохозяйства сказал Бондареву:

— Ты это… телегу свою проверь, поставь в кузов бочки две бензину да маслом запасись. Поедешь за Кулешовым. Довольно уже отдохнул он с молодой женой. Приказано доставить их на базу, чтоб за отчеты садился… Думает небось Кулешов, что если нашел вольфрам, может гулять, сколько ему захочется, — как бы не так! Работа есть работа, и будь добр соблюдать! Так что действуй! Второго пилота дать не могу, думаю, ты и сам справишься…

Другой вездеходчик на его месте поломался бы для приличия, поворчал — нельзя, что ли, вертолет сгонять? — но Бондарев, не теряя ни минуты, загнал свой ГАЗ-47 на яму, снял днище и устроил основательную профилактику, чтобы потом, не дай бог, в тундре не подвела. Путь неблизкий, туда и обратно, считай, триста верст, всякое случиться может. Прихватил запасной карбюратор, свечи новые кинул в ящик, по мелочам кое-что набрал, побранился с кладовщиком, но выбил дефицитнейшие прокладки к радиатору. До позднего вечера возился он с вездеходом, хмуро посматривая на балагурящих слесарей, и, глядя на его угрюмый вид, никто не подумал бы, что Бондарев рад, несказанно рад тому, что именно он, притом один, поедет за Кулешовым, и там, на речке Волчьей…

— Ты не шибко торопись, — говорили ему слесаря. — Дай ты человеку отдохнуть лишний денек. Он свой отдых небось горбом заработал. Себе — отдых, нам всем — премию…

— Вишь как отдыхает — даже на связь не выходит! В волнах страстей, как говорится…

— А мне на его страсти плевать! — резко бросил им в ответ Бондарев. — И вы поменьше языками мололи бы… По нулям Москвы трону…

— Гляди-ка! Деревня деревней, а уже научился по-нашему разговаривать — «по нулям трону»… — передразнил Бондарева кто-то из слесарей, но он отмолчался.

Из гаража он выехал ровно в четыре часа местного времени, под перезвон полночных курантов. И когда приемник кончил играть гимн, Бондарев был уже далеко за поселком.

Первые тридцать километров он мог мчаться на полном ходу и без фар, места уже успел изучить, а когда началась вовсе уж дикая тундра, немного развиднелось, и скорость Бондарев не сбавлял.

Слесаря не подвели. Хоть и трепачи они порядочные, но дело знают, вездеход отладили на совесть. Одно только сомнение оставалось у Бондарева… Когда совсем рассвело, загнал он вездеход на середину неглубокого озера и проверил, не подтекает ли нижний кожух. Покачался на малой волне с выключенным двигателем, слушая эстрадный концерт, выкурил папиросу, еще раз посмотрел поддон — полный порядок, все щели надежно затерты мастикой, теперь сам черт не страшен! Вырулив на берег, Бондарев сориентировался по солнцу и рванул вперед без остановок. В середине дня сжевал бутерброд, даже не разобрав, с чем он был, запил тепловатым чаем из термоса, и — вперед, только вперед!..

Справа от сиденья, на кожухе ревущего мотора, лежала развернутая крупномасштабная карта этих мест. Время от времени Бондарев заглядывал в нее, пытаясь определить местоположение. Иногда ему это удавалось, а чаще всего не удавалось, но в конце концов к речке Волчьей он выбрался. Остановился на берегу.

Долгий северный день был на исходе.

В прибрежных кустах заливисто свиристела какая-то пичуга, под ногами шуршали лемминги, вдалеке белой молнией сверкнул горностай, и Бондарев пожалел, что не захватил с собой ружье. Зверь здесь хоть и осторожный, а человека знает мало. На вездеходе же вовсе можно подрулить, хоть рукой бери.

В реке плескалась крупная рыба. Плавно покачиваясь, плыли в черной воде корявые, слегка обкатанные волной бревна.

Бондарев с сожалением поглядел на солнце, опустившееся за ближним взгорком, — эх, досада… В темноте по берегу не больно поедешь, мигом угодишь в промоину, уж лучше потерпеть до утра, а пока располагаться здесь на ночлег.

Снова плеснула рыба в реке. Бондарев повернул голову на всплеск, прищурил глаз. «А Кулешов не дурак, хорошее местечко выбрал… Зар-ра-за…»

Обида комом подступила к горлу. От реки потянуло болотной сыростью. Бондарев выбрался на крыло вездехода, хотел встать во весь рост, но ослабевшие ноги подкосились, и он тяжело спрыгнул вниз, брызгая во все стороны водой, сочащейся из мха.

— Ладно уж, помилуйся с бабой еще одну ночку. Завтра за все взыщу, — проворчал Бондарев, устраивая себе в кузове лежак.

Утро выдалось хмурое, серое. Солнце вставало из дымной тучи, низко проползавшей по окраине неба. В воздухе тихо кружились снежинки. Медленно опускались они на посеребренную за ночь осоку.