В Пустошах

— Альба! Альба, ко мне! — она подозвала волчонка, и тот радостно подбежал к девушке, верно, считая ее чем-то средним между вожаком своей стаи и мамой. Тая ласково потрепала звереныша по голове, — Ты молодец, Альба, единственный, кто сохраняет и присутствие духа, и человеческий вид.

Прозвучало неоднозначно и странно, и Вит при этих словах замолк и потупился, думая, что его эмоциональную тираду Тая пропустила мимо ушей. А, между тем, она все услышала:

— Кого угодно, говоришь? — девушка усмехнулась. — Даже его? — и кивнула через плечо на крадущегося позади Рэя.

Оборотень выглядел жутко. С исполосованной шрамами мордой, вздыбленной всклокоченной шерстью на загривке, он опустил нос к земле и чутко прислушивался к ее запахам. И скалил огромные желтые зубы на все, что казалось ему подозрительным.

— Страшный он… — мальчишка тоже покосился на волка и пробормотал негромко. — На Гнуса похож, у того тоже шрамы были. Потому его и звали Одноглазым.

Тая предпочла ничего не отвечать. Пустоши давили на плечи неподъемным тоскливым покрывалом, заставляя вспоминать о худшем, что было в ее жизни. И думать о людях только плохое. Даже Дар Ветер казался сейчас почти предателем. Права была Нирина, поиграл чуток и бросил. Нужен ли ему был ее ребенок? К тому же, если он окажется не от него? Вон, про Альбу он даже не знал. Подумаешь, звереныш и звереныш, даром, что белый, как снег…

Вокруг было так тихо, что слышно было, как шуршит трава, приминаемая мягкой волчьей поступью. Воздух застыл, словно, кисель, напоенный чужыми ароматами, густой и неподвижный. Топкая болотина по сторонам закончилась, и ей на смену пришли густые заросли сухого неряшливого кустарника. Альба то и дело, прижимал уши и вздыбливал шерсть, тычась носом в кусты, хотя из них не доносилось ни единого звука.

— Ой, — Вит остановился и приложил ладонь к виску, словно у него там болело. — Твой волчонок, то есть Альба, — он виновато покосился на звереныша, — говорит, что Никайя ему говорит, что они…

— Кто ему говорит? — от изумления Тая даже перестала сердиться и обернулась на волков. Оборотница смотрела на нее, не мигая.

— Они, наверно, как-то общаются между собой, — парень развел руками. — Так вот она говорит, что они хотят разведать заросли. Говорит, Рэй там что-то учуял.

— Ну, хорошо, — девушка коротко кивнула волчице.

— Говорит, чтобы мы ни шагу с дороги, иначе Рэй нас загрызет, — Вит побледнел, а Тая только ухмыльнулась — у оборотней своеобразное чувство юмора.

Мгновение спустя, оба оборотня скрылись в кустах по разные стороны от дороги.

И сразу стало еще тоскливее. Хоть оборотни были кровожадны и жестоки, но они были живыми в отличие от той гадости, что примерещилась Тае в топях, и от них ясно было, чего ожидать. А вот молчаливый тракт, казалось, приготовил массу неведомых опасностей. И сейчас на два живых сердца на нем стало меньше.

Тая зябко ссутулилась и опустилась в центре древней дороги. К зарослям не хотелось приближаться совершенно, от них словно веяло могильным холодом, и девушка только поражалась, чего такого важного в них мог учуять Рэй.

Вдобавок стала беспокоить колдовская цепочка Дар Ветра. Она словно наливалась тяжестью с каждым шагом, что Тая делала вглубь Пустошей, становилась все холоднее, хотя должна была согреваться от тепла ее тела. Девушка обхватила цепь обеими руками и отодвинула дальше от шеи.

Белый волчонок в первый раз с начала путешествия через Пустоши утратил решительный настрой. Он опасливо поджимал хвост, поскуливал, а то и вовсе принимался рычать на кусты, на одному ему видимую опасность. Наконец, он подошел в Тае и попытался залезть к ней под юбку, ища защиты или, быть может, тепла.

Из-под юбки Тая его вытащила и просто прижала к себе, пытаясь согреть, а заодно согреться сама.

— Как здесь холодно, — сказала вслух. Она не хотела разговаривать с Витом после случившегося ночью и после всех его нелепых извинений, но тишина была столь неуютной, что живой разговор казался спасением.

— Хочешь, костер разожгу? — Вит встрепенулся.

— Пусть будет костер, — Тая кивнула, радуясь, что он предложил это сам, и ей не пришлось просить.

— Я мигом, — обрадованный возможностью хоть как-то загладить свою вину, парнишка с готовностью подорвался и начал выламывать сухие ветки из кустов.

— Ты бы не шумел так, кто его знает, что живет в этих зарослях.

При этих словах парень отшатнулся от кустов, но, справившись с оторопью, вернулся к своему занятию, на сей раз ломая ветки с таким видом, будто они были ядовитыми змеями, готовыми в любой момент ожить и броситься на него.