В пустынях Казахстана

Потом я брожу вдоль ручья, натыкаюсь на колонию барсучьих нор. Ночной и домовитый житель сейчас мирно спит в тишине в своих просторных подземных апартаментах, и нет ему никакого дела до жаркого солнца, повиснувшего над заснувшим Сорбу лаком. Потом нахожу небольшую кочку из сухой земли вблизи тростников, усаживаюсь на нее, вынимаю тетрадь и принимаюсь за записи. Строчки одна за другой ложатся на бумагу, я забылся, отключился от окружающего меня мира, и до моего сознания не сразу доходит странный и очень знакомый звук: из тростников раздается негромкое хрюканье диких свиней. Побродив ночью по голой пустыне, животные нашли это единственное убежище небольшой клочок тростниковых зарос лей среди заболоченного ручейка, в жидкой, пахнущей сероводородом грязи.

Надо поскорее убираться отсюда.

Дальше путь продолжается по восточной стороне озера. Впереди бугор. Он возвышается над берегом. Что там? А на бугре бьет прекрасный и чистый родничок. Рядом с ним и чуть выше его остатки сакской могилы, выложенной привезенными издалека каменными плитами. Видимо, над могилой когда-то был курган, но постепенно его разрушило водой и ветрами.

Продолжаю путь дальше по восточной стороне Сорбулака. Скоро он кончится, а там уже асфальт.

Стала меняться погода, сначала подул ветер, озеро покрылось рябью, посинело. Потом по небу пошли кучевые облака, за ними потянулись большие, высокие и темные. На горизонте появились вихри темной пыли. Длинными космами они поднимались кверху, переплетаясь друг с другом, сливались в сплошные серые громады. Это ветер поднял с пахоты почву. Надвигался ураган. Вскоре подул сильный ветер, пошел крупный дождь, и сразу же ослепительно белый солончак потемнел и преобразился. Затем на небе засияла яркая и пологая радуга. Ее середину заволокла черная туча пыли, идущей впереди дождя.

Прошел дождь и исчезла белизна соли

Дождь был недолгим, и, когда он закончился, в воздухе стало прохладно и свежо. К тому же солнце клонилось к горизонту. Мгновенно оживились муравьи-жнецы — любители прохлады, выползли из своих подземных убежищ, потянулись во все стороны искать поживу. В страшной суете затеяли пересечение муравейника муравьи-тапиномы. Выбрались наружу муравьи-тетрамориумы. Лишь бегункам — любителям зноя не по себе, они спрятались в свои хоромы.

Среди оживленной процессии красногрудых жнецов я вижу сутулую черную самку. Если из гнезда уходит на прогулку единственная самка, что случается очень редко, муравьи поднимают тревогу, опасаясь за судьбу своей родительницы. А здесь — хоть бы кто-нибудь обратил на нее внимание, будто так и надо. Я наблюдаю за ее прогулкой и вдруг замечаю другую такую же самку, за ней — еще, а потом — удивлению моему нет конца — десять самок прогуливаются вокруг муравейника вместе с рабочими, а одна, самая деятельная, подтащила к входу большую палочку и уложила ее над ним сверху. Он, кстати, слишком велик, его следует уменьшить, и палочек над ним наложено уже немало трудолюбивой родительницей. Все палочки большие, такие даже крупный солдат не принесет.

Долго продолжалась прогулка самок. Но ветер подсушивал землю, солончак постепенно стал белеть. И это быстрое превращение пейзажа казалось таким необычным! Многие самки стали скрываться в подземелье. Меня удивляло, что в одном муравейнике их столько оказалось.

Впрочем, в жизни муравьев нет трафарета, и постепенно из-за стечения различных обстоятельств могут складываться самые различные ситуации. Обычно, когда самка одна, ее берегут, она занята, кладет яички. Когда же самок много, пищи мало, делать нечего, почемл бы не участвовать в общем труде?

Вот и конец Сорбулака.

С асфальтового шоссе, оборачиваясь назад, я гляжу на обширную впадину, созданную многими тысячелетиями жизни пустыни.

Прощай, Сорбулак! А может быть, и до следующего свидания

Там, где кончается Джунгарский Алатау

Наш путь лежит из Алма-Аты на хребет Малайсары, на север, по благоустроенной и широкой автостраде в город Капчагай, расположенный близ водохранилища, питаемого рекой пустыни — Или За этим городом дорога, петляя, пересекает реку Или. Она взбирается на обширное и пустынное плоскогорье Карой и идет вновь на север к низовьям реки. Здесь высотомер показывает около тысячи метров над уровнем моря хотя вокруг настоящая пустыня, поросшая серой полынью Однообразие этого плоскогорья угнетает.

Вскоре плоскогорье понижается, и на горизонте показывается голубовато-сиреневый пологий и невысокий хребет Малайсары. Он — самый западный отрог Джунгарского Алатау. Узким длинным языком он вдается в прибалхашскую пустыню, покрыт серой полынью или солянкой — боялычем. В понижениях, возле крохотных ручьев кое-где сбегающих с хребта, растительность богаче. Здесь появляются чингиль, таволга, курчавка. Во многих местах горы прорезают пологие распадки. Там же, где показываются коренные породы, распадки переходят в неглубокие ущелья. Западным концом хребет упирается в реку Или. Здесь кончается величественный хребет Джунгарский Алатау.