Послѣ измѣренія пространства нечего было больше дѣлать, а противники не являлись. Варцель разостлалъ свою мантильку и легъ въ тѣнь. Телепневъ все ходилъ взадъ и впередъ и усиленно молчалъ.
— Лягъ сюда, Телепневъ, что ты, братецъ, какъ маятникъ шагаешь. Тебѣ успокоиться нужно, а то рука будетъ трястись. И такъ двѣ версты прошли, не шуточное дѣло.
Телепневъ прилегъ возлѣ Варцеля.
— Ты, братъ, не очень смущайся, тутъ старуха на двое сказала. Лукусъ хоть и упражнялся въ стрѣльбѣ больше твоего, да вчера у нихъ пьянство было, онъ съ перепою-то въ точку не попадетъ, рука будетъ ходить.
— Странно мы съ тобой встрѣтились, — заговорилъ Телепневъ.
— А что?
— Да такъ какъ-то, вся эта бурсацкая обстановка… Тебѣ бы совсѣмъ не здѣсь быть, а гдѣ-нибудь въ К., вотъ бы мы тамъ съ тобой сошлись, и навѣрно бы не сталъ ты отмѣривать мнѣ шаги.
— Да ужь это, братъ, въ первый и послѣдній. Выступишь изъ корпораціи, такъ не съ кѣмъ будетъ и срывать. И разлюбезное дѣло.
— Въ первый и послѣдній, — повторилъ съ разстановкою Телепневъ.
— Да что ты, полно, не раскисай, говорю тебѣ,— а то какъ разъ промахнешься.
— Нѣтъ, Миленькій, я не раскисаю; а не хочется мнѣ такъ кончать жизнь. Будь это годъ, полгода тому назадъ, ну, куда ни шло, тогда я хандрилъ, тогда впереди у меня ничего не было, чувствовалъ я страшную пустоту, жилъ глупо и безалаберно; а теперь, теперь мнѣ хочется жить со смысломъ, хорошенько поработать, теперь я только начинаю сознавать, что такое — настоящее дѣло, и вдругъ — эта нелѣпая дуэль!…
— Вотъ отъ этого-то въ тебя пуля и не угодитъ, что тебѣ хочется такъ жить. Вѣрь ты моему слову. А безъ этого бы и на свѣтѣ нельзя было маяться.
Телепневъ усмѣхнулся и легъ навзничь, заложивши руки за голову. Падь нимъ трепетали свѣжіе листики березы, радостно переливая на солнцѣ своимъ нетронутымъ весеннимъ цвѣтомъ. Тонкій, горьковатый духъ шелъ отъ дерева, букашка ползла по бѣлому стволу. Телепневъ смахнулъ ее вѣткой, которую все еще держалъ въ рукахъ, и сталъ разсматривать черныя крапинки на ея красныхъ, жесткихъ крыльяхъ.
— Катятъ I — вскрикнулъ Варцель.
Телепневъ встрепенулся. Слѣва, съ большой дороги завидѣлось облако пыли.
— Эхъ, дурачье-то фурмана взяли, чтобъ легче было педелямъ абфасировать. Яковъ!
Служитель подбѣжалъ.
— Посмотри-ка, братъ, что это такое: чухна что-ли ползетъ, али дрожки ѣдутъ?
Яковъ затрусилъ на дорогу и по-лакейски воззрился въ ту сторону, гдѣ клубилась пыль.
— Дрожки-съ, — доложилъ онъ.
— Они, значитъ, валятъ, а фликера все еще нѣтъ. Эхъ, нѣмчура, говорилъ я ему — въ шестомъ часу. Ну, вставай, братъ Телепневъ, надо встрѣчать гостей.
Телепневъ поднялся вслѣдъ за Варцелемъ и застегнулъ жилетъ. Нѣсколько судорожно началъ онъ обрывать листики на стебелькѣ придорожника. Варцель снялъ свою мантильку и повѣсилъ на березу.
Дрожки остановились на дорогѣ, въ полуверстѣ отъ того мѣста, гдѣ стояли Телепневъ съ Варцелемъ. Лукусъ съ Мандельштерномъ шли неторопливымъ шагомъ и о чемъ-то между собою разсуждали. Варцель опять засуетился, подошелъ къ Якову, взялъ у него ящикъ, вынулъ оттуда пистолеты и началъ ихъ повертывать, потомъ опять положилъ, заперъ ящикъ и поставилъ его на траву.
Встрѣтивши бурсаковъ, онъ отвелъ сейчасъ же въ сторону Мандельштерна и началъ съ нимъ толковать, размахивая руками. Телепневъ издали поклонился Лукусу, но остался на мѣстѣ. Ему показалось, что лицо Лукуса было блѣдно. Воспаленные глаза и красныя губы говорили о вчерашней попойкѣ.
«У него будетъ трястись рука», подумалъ онъ.
Мандельштернъ, переговоривши съ Варцелемъ, привѣтствовалъ Телепнева очень пріятной улыбкой и прошелся даже на счетъ красоты природы. Телепневъ, ничего не отвѣчая, только кивнулъ головой.
— А фликера нѣтъ! — вскричалъ Миленькій. — Этакая нѣмчура, вѣдь толковалъ ему какъ и что, и въ которомъ часу.
— Идутъ-съ, — доложилъ Яковъ.
По полю, дѣйствительно, шагала долгая фигура нѣмца, въ бѣломъ парусинномъ пальто. Лукусъ поглядѣлъ въ его сторону и вздрогнулъ. Телепневъ зашелъ за дерево и, схватившись за сучекъ, началъ качаться на одной ногѣ. Въ эту минуту онъ ни о чемъ не думалъ. Ему хотѣлось только достать губами послѣдній листокъ березы на одной изъ вѣтокъ.
Наконецъ фликеръ явился на поле брани. Это былъ высочайшій, сухой, горбоносый нѣмецъ, весь въ бѣломъ. Въ правой рукѣ онъ держалъ бештекъ съ инструментами. Секунданты начали отмѣривать шаги. Мѣсто для барьера обозначили толстымъ, сухимъ сучкомъ. Потомъ минутъ десять прошло на заряживанье пистолетовъ. Лукусъ толковалъ по-нѣмецки съ фликеромъ, а Телепневъ все продолжалъ качаться.
— Ну, становись, братъ, въ позицію, — вдругъ заговорилъ надъ его ухомъ Варцель.
— Давай, — почти вскрикнулъ Телепневъ и, выпрямившись, протянулъ руку.
Варцель подалъ ему пистолетъ. На Телешіевѣ была сѣренькая визитка. На Лукусѣ черный сюртукъ. Варцель поставилъ Телепнева къ дереву въ полъ-оборота.
— Локоть-то, локоть-то защищай. Вотъ такъ.
— Прощай, братъ Варцель, — тихо сказалъ Телепневъ.
Взявши пистолетъ въ лѣвую руку, онъ подалъ Варцелю правую и крѣпко пожалъ.