Читаем В пылающем небе полностью

До конца месяца мы продолжали наносить бомбардировочно-штурмовые удары по врагу и его технике. Истребительной авиации врага почти не было, зато в узлах сопротивления вражеская зенитная артиллерия еще огрызалась, и нередко остервенело. Во время одного из вылетов погибли отличный воздушный боец младший лейтенант Алексей Брага, двадцатитрехлетний парень из села Орехов Луг Алтайского края, и совсем молодой парнишка воздушный стрелок сержант Василий Шишков. Но несмотря на бешеный зенитный огонь за две атаки мы отправили на тот свет не один десяток гитлеровцев.

2 февраля погода была очень плохая, но мы все-таки готовились к вылету. Посадку будем производить теперь на аэродроме Гросс-Шиманен. Первая эскадрилья снова в воздухе. Четверкой сопровождающих истребителей командует Афанасенко. Наконец-то, и садиться будем на одном аэродроме. Теперь уже обязательно увидимся. Еще с Белоруссии летаем вместе, в воздухе стали закадычными друзьями, а вот свидеться так до сих пор и не приходилось.

Две четверки штурмовиков идут плотным строем. Вторую ведет Корсунский. Выше нас – два слева, два справа – идут «лавочкины». Ведущий правой пары Афанасенко. По традиции обмениваемся приветствиями:

– Здоров, Афанасенко!

– Белоконь, привет!

– Ну что, дружище, где сегодня встретимся?

– В столовой.

– Итак, до встречи в столовой! Повнимательней прикрывай, чтобы «мессеры» не сорвали нашего свидания!

День уже клонился к вечеру, когда мы возвращались с боевого задания. Видимость стала заметно ухудшаться: густая дымка, которая была днем, сейчас местами переходила в туман, срывался снег. Снова приходится прибегать к радиополукомпасу: я полностью доверяюсь маленькой белой стрелке этого прибора. По мере приближения к аэродрому она ведет себя неспокойно: уходит то влево, то вправо, но я удерживаю ее на нуле, только при этом условии можно быть уверенным, что точно выйдешь на свой аэродром, даже при полном отсутствии видимости земли. Через белесую пелену вижу под собой населенный пункт. Стрелка радиополукомпаса мгновенно падает до отказа влево и тут же снова приближается к обозначению нуля – под нами аэродром Гросс-Шиманен.

Делаю левый круг и во все глаза смотрю, где же посадочное «Т». Но руководитель полетов словно догадался, что мне надо. В серое пространство одна за другой взлетели две зеленые ракеты – ориентир места посадки. Поставив самолет в указанное место, я вылез из кабины, отошел в сторону и наблюдал за посадкой ведомых. Уже замер на стоянке последний «ил», села и четверка Афанасенко, а я все стою в одиночестве. Глубокое волнение внезапно охватило меня.

Вот она, прусская земля!

Советский Человек, нет тебе цены за твое мужество, за твою несгибаемую силу воли в самые трудные минуты жизни твоей Родины! Ведь, кажется, совсем недавно ты насмерть стоял у стен своей столицы, выстоял на берегу Волги, дрался в горах седого Кавказа. На тебя смотрел весь мир с затаенным дыханием. Даже самые искренние твои друзья, и те с тревогою думали, что ты не выдержишь и, исходя кровью, обессиленный упадешь. Но ты не упал! Ты напряг каждый свой мускул, от злости и гнева до боли сжал челюсти и сам погнал со своей земли гитлеровскую нечисть и не остановился на этом. Ты услышал голос стонущей Европы и, жертвуя жизнями своих лучших сыновей и дочерей, пошел освобождать другие страны, другие народы… А сейчас твои сыновья уже находятся на земле, которая родила мракобесов, покоривших Европу, мечтавших покорить весь мир. Они мечутся в отчаянии и страхе перед неотвратимым, но справедливым возмездием!

– Товарищ капитан, чы вы щось загубылы? – рядом стоял Павел Фабричный.

– Да вот на землю загляделся. Земля как земля, и все же прусская!

– То так, – понятливо протянул механик, – зэмля всюду однакова, вона одна… тилькы люды ось… – помедлив немного, он махнул рукой в сторону недалеко стоящего самолета и прервал разговор: – Цэ, мабуть, нашего Афанасенка?

Я вспомнил вдруг о свидании в столовой.

– Ну то що, пидэмо вэчэряты? – как нельзя кстати предложил Фабричный.

Когда мы вошли в столовую, там уже стоял невообразимый шум. На пороге появился низенький толстячок с раскрасневшимся круглым лицом и изрядно отвисшим подбородком.

– Товарищи, кто желает посмотреть, как немецкие летчики пятки мазали с этого аэродрома, милости прошу! – тоненьким голоском пропел начпрод БАО.

– Ты, капитан, лучше бы ознаменовал первую посадку на вражеском аэродроме чем-нибудь… ну да ты сам знаешь, чем, – обратился к начпроду Вася Куликов.

– Не положено больше, – смущенно ответил начпрод, расплылся в улыбке и еще больше покраснел. А потом добавил: – А столовую немецких летчиков покажу, она вот через стенку.

Мы отправились за начпродом.

– Вот, извольте! – капитан открыл дверь и пригласил нас пройти в зал. На столах стояли тарелки с недоеденным супом, нетронутыми отбивными, хрустальные фужеры с компотом.

– Ах, какие же несознательные наши танкисты, как следует пообедать не дали! Какой компот пропал! – сострил неугомонный Кныш под общий хохот.

– Не до компота им было, видно – штаны еле унесли, – вмешался Коваленко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное