Читаем В пылающем небе полностью

Но как только отошли от цели, сразу ударили зенитки. Огненные пунктиры крупнокалиберных пулеметов и МЗА[16] расписали темное небо. Снаряды, как шальные, проносятся рядом с самолетами. Гаснут все бортовые огни. Грабовьюк делает резкий отворот от пулеметных трасс, экипажи разомкнулись и сразу потеряли из виду друг друга. Новиков дает Маслову курс и время полета на свой аэродром. Через несколько минут штурман увидел сзади чей-то самолет и сразу приготовился к бою. Но он не зашел в хвост, а пролетел левее. Огонь от выхлопных патрубков осветил его правую сторону, и Новиков опознал, что это Су-2. Да еще на фюзеляже блеснула цифра «10».

– Тима, смотри, это Грабовьюк! – крикнул Новиков по СПУ. Маслов утвердительно кивнул головой. Из-за неисправности СПУ Маслов мог только слушать. Он уже и сам определил, что это самолет командира, и сразу «прилип» к нему на своем месте справа.

Но Грабовьюк идет явно не тем курсом, что надо. Об этом Новиков сообщил Маслову, однако тот молчит и по-прежнему идет рядом с командиром.

– Курс не тот, понял? – спрашивает Новиков.

Маслов кивает головой: «Понял».

– Выходи вперед и иди ведущим! – настаивает Новиков.

«Нет», – крутит головой Маслов.

– Мы идем неправильно! Стань ведущим и бери прежний курс! – со злостью снова кричит Новиков, а сам думает: «Что с ним происходит? Как будто там и штурмана нет в кабине. Куда же Гузь смотрит?»

Маслов снова крутит головой: «Нет!»

Так они вышли на Унечу. Затемненный город ощетинился мощным зенитным огнем. Новиков дает сигнал «Я свой» – выпускает две зеленые ракеты, но наши зенитки бьют по-прежнему. Маслов гасит бортовые огни, пытается уйти от зениток и теряет из виду самолет Грабовьюка. Пролетели еще несколько минут, и он подает штурману записку: «Кончается горючее!»

– Что будем делать, прыгать? – спрашивает Новиков.

Маслов отрицательно покрутил головой.

– Садимся?

Кивает: «Да!»

Новиков начал стрелять ракетами, освещая землю, чтобы найти подходящую площадку. При очередном выстреле ракета осветила ровное поле. Тимофей готовится к посадке, Новиков продолжает стрельбу из ракетницы. Перед приземлением они увидели в нескольких километрах справа большой взрыв, Маслов, как всегда, и в этих условиях сел мастерски, но, конечно же, не на колеса, а на «живот». Это было ровное цветущее гречишное поле.

– Почему ты не послушался меня – не вышел вперед и не стал ведущим? – был первый вопрос Новикова, как только оба вылезли из самолета.

– А ты кто такой? – на вопрос ответил вопросом Маслов. – Салага, вот кто ты. А там вел ас, сам Гузь! Понимаешь?

Недалеко от места вынужденной посадки они услышали лай собак – значит, близко деревня – и пошли. В первой же хате узнали, что это Лизогубовка. Новиков взглянул на карту:

– Отсюда двадцать километров на восток – Почеп. Видишь, куда мы залетели вместо Новозыбкова?

– Вижу-то вижу, – в раздумье начал Маслов. – Но почему они пошли таким курсом? Здесь что-то не то. Подобного у Грабовьюка и Гузя никогда не было. Куда же они делись? – с большим беспокойством рассуждал вслух Тимофей. – А Вендичанский где?

– Отдохнем до утра, а завтра все прояснится, – ответил Новиков с неменьшей тревогой в голосе.

Хозяйка дома зажгла каганец, поставила на стол летчикам кувшин парного молока, положила полбуханки мягкого ржаного хлеба, а сама достала из старого сундука накрахмаленную полотняную простыню и стала застилать скрипучую самодельную кровать.

– Хозяюшка, может быть, мы на дворе где-нибудь примостимся? – спросил Маслов.

– В сарае лежит свежескошенное сено, так вы ж летчики, разве можно… – нерешительно ответила женщина.

– Так это то, что надо, – обрадовался Новиков. – Спасибо за простыню, но вы ее спрячьте. Сено есть – больше нам ничего не надо.

В это время, несмотря на поздний час, в хату вошла женщина средних лет. В углу возле печки они о чем-то поговорили, затем она попросила у хозяйки спичек и сразу ушла.

В сопровождении хозяйки Маслов и Новиков вошли в сарай. Пьянящий запах свежего сена перенес их из только что пережитого в домашний уют. Вот так же когда-то в детстве они все лето спали кто в сарае, а кто и просто во дворе на соломе, подолгу любовались красотой звездного неба, мечтали о далеких загадочных мирах. Но сейчас летчиков так одолела усталость, а еще больше нервное напряжение, что они сразу уснули.

Однако спать пришлось недолго. Их разбудила хозяйка, вошедшая в сарай с тем же каганцом. В тусклом мигающем свете летчики увидели старика с берданкой на изготовку, троих подростков и женщину, которая приходила за спичками.

– Документы у вас есть? – строго спросил старик. Новиков первый подал удостоверение личности.

– Ану-ка, Егорка, читай, да повнимательней, – тоном приказа обратился дед к стоящему рядом пареньку, – а то при этом свете да еще без очков не вчитаю.

Прильнув к мигающему каганцу, мальчик с серьезным видом взрослого перечитал всю маленькую книжечку и вскрикнул:

– Деда председатель, это же свои! Наши летчики!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное