— Отлично, тогда что ещё? — Я резко выдохнула и призналась: — Тимофей, от тебя исходит грёбаная чёрная аура, от которой даже мне становится не по себе. Если ты сейчас же не признаешься…
И тут подопечный рассмеялся. Почти истерично, запрокидывая голову, но словно изо всех сил сдерживаясь. Нереально и неправильно. У меня по коже пробежала волна мурашек, заставляя передёрнуть плечами. Хотелось схватить Тима за плечи и хорошенько тряхнуть, чтобы он успокоился. Но разве не этого я хотела, когда задавала первый вопрос? Разворошить его, заставить сбросить фальшивое спокойствие, под которым ощущалась туго сжатая пружина нервов?
Тим успокоился сам. Так же резко, как сорвался. А потом поинтересовался, грустно улыбаясь:
— И что будет, если я не признаюсь? Лада, определитесь уже. Вы хотели, чтобы я был хорошим мальчиком, занимался и не мешал вам работать. Вот он, этот мальчик. Перед вами. Что ещё нужно? Какие теперь проблемы? — Он покачал головой, разводя руками. — Куча предметов, занятия без выходных, идеально выполненное домашнее задание — мечта, а не подопечный. Я не прав?
Я не отвечала. Сидела, поджав губы, и не знала, что сказать. Глупо ляпнуть: «Но это не ты»? А откуда я знаю, какой
— Или лучше, чтобы я признался, что не желаю контроля няньки и снова попытался вас выкурить? — продолжил подопечный. — Я попросил Димку не приходить, не пошёл на субботнюю вечеринку и даже, блять, ем по графику. В чём проблема?
Забавно, но чем больше Тим закипал, тем спокойней мне становилось. Нет, я не скучала по его придиркам, возмущениям и издевательствам. Не скучала даже по утренним пробежкам, на которые последние два дня подопечный убегал без меня. И да, не была уверена, какой Тим на самом деле: мерзкий засранец или спокойный прилежный мальчик. Но блин, две недели — это срок, и за них идеально удалось понять одно: Тим вспыльчив, он не может, просто не умеет вести себя, как дохлая рыба.
— В твоём поведении. Ты сам не свой, — улыбнулась я.
И получила просто невероятный эффект. Бурю. Гром. Молнию.
— А каким я должен быть? — рявкнул Тим, вскочив и шарахнув кулаком по столу. Учебник упал с подставки, тетрадь зашелестела страницами, а карандаши, весело подпрыгнув, ускакали на пол, закатываясь куда-то мне под ноги. — Так плохо, эдак плохо, так нельзя, сяк тоже запрещено… Да доработайте вы этот месяц и свалите отсюда к чёртовой матушке, раз такая упорная! А я буду выкуривать очередную мучительницу, ясно? Которая точно смоется после первой пьянки.
Получила желаемое, Ладочка? Наслаждаешься? Логическая и максимально педагогичная моя сторона корила нерадивую хозяйку на чём свет стоит, но где-о в глубине души разливалось удовлетворение. Я не ошибалась, я действительно чувствовала, что Тим на взводе, и хватило всего пары вопросов, чтобы его расшевелить. В целом, логично: долгое сдерживание эмоций приводит к нервному срыву. В частности…
— Тим… — попыталась вклиниться, но кто бы меня послушал?
— Что? Снова хотите войны? Будет война! Я не виноват, что мама помешалась на «контроле» ещё до моего рождения. Не виноват, что случилась эта долбаная авария, — продолжал орать Тим. — Почему, блять, я всю жизнь за это отдуваюсь? Теперь ещё и вы. Все няньки сбегали, а вы терпите, ждёте, вклиниваетесь в мою жизнь. Знаете, сколько у меня вас уже было? Десятки. И от всех я избавлялся, а вас, в итоге, решил пожалеть. Чего вы ещё хотите, Лада?
Он подался вперёд, нависая надо мной, упираясь руками в спинку моего стула. Поджатые губы, упрямый взгляд; хищные, прищуренные глаза и… слегка дрожащие пальцы. Я заметила это краем глаза, совершенно внезапно, но почему-то сердце болезненно сжалось от этой крошечной детали. Он не просто злится, он… нервничает? А потому вместо уже заготовленного вопроса про аварию (Какая авария? Что случилось? Почему родители решили нанимать ему нянь?) говорю совершенно другое:
— Мы перешли на «ты», хочу, чтобы
И улыбаюсь. Чёрт побери, улыбаюсь! Как полная идитока.
Думается мне, Тим решает так же, потому что вновь грохает кулаком по столу и рычит:
— Отлично. Лада, не нервируй меня.
Он подаётся ещё ближе, заглядывает в глаза… а потом порывисто сжимает предплечье и на мгновение прислоняется лбом к моему. И вихрем вылетает из комнаты.
А я продолжаю сидеть, глядя на раскрытый учебник физики и не до конца решённую задачу. На ровный почерк, покрывающий строчки. Мелкие, острые, наклонные буквы выглядели завораживающе. Такие резкие и хищные, как взбешённый Тим.
Что это только что было? И с ним… и со мной, решившей растормошить спящего зверя?