Но наконец терпение стало истощаться, зрители зароптали. Музыканты переиграли уже все, что знали; голоса из публики стали громко вызывать актеров из уборной; герцогиня уже не раз меняла принятую вначале позу, а герцог начинал недоумевать, что значит подобное промедление.
Наконец занавес, отделявший сцену от публики, слегка отодвинулся в сторону, и показался опять Слай, на этот раз уже одетый для роли, которую он должен был играть в пьесе. Публика сразу смолкла, оркестр тоже оборвал начатую было пьесу, и все вообразили, что сейчас начнется пролог. Но Слай, видимо, и не собирался начинать пролог, он обернулся лицом к герцогу и громогласно объявил, что, к несчастью, один из актеров заболел и некому заменить его, так что придется отложить «Ромео и Джульетту» и сыграть что-нибудь другое или читать по книге роль больного актера, хотя это испортит всю пьесу, так как именно этому-то актеру, играющему довольно важную роль в пьесе, приходится биться на дуэли.
Разочарование овладело всеми, начиная с герцогской четы и кончая последним простолюдином. Во дворе воцарилось мертвое молчание, так что Слай не знал, что ему делать, предвидя, что дело добром не кончится. Вдруг сверху из одного окна послышался громкий голос, кричавший:
– Послушай, Виль Слай! Наверное, это роль Тибальта? Джиль Грове, вероятно, опять напился и поэтому не может играть ее?
Слай посмотрел в ту сторону, откуда раздавался этот голос, вся публика последовала его примеру, каждый старался увидеть говорившего.
– Да это ты, Гарри Мерриот! – воскликнул Слай. – Каким образом ты очутился здесь?
– Это неважно, – ответил Гель возбужденно, – однако я угадал причину, почему Джиль Грове не может играть сегодня?
– Да, конечно, но ты, Гель, можешь сыграть его роль? Ты ведь учил ее в Лондоне.
– Да, я однажды играл ее, когда Грове был тоже болен.
– В таком случае все уладится. – И, обращаясь к герцогу, Слай добавил: – Это один из наших актеров, бывший в отсутствии некоторое время. Вы полюбуетесь, глядя, как он умеет фехтовать. Спеши скорее сюда, Гель.
За занавеской из актерской уборной послышался взрыв аплодисментов: очевидно, там слышали слова Слая и одобрили их.
Лорд Туррингтон взглянул на Геля и ласково поманил его вниз рукой; молоденькая жена его теперь тоже улыбалась, предвкушая предстоящее ей удовольствие; глаза их были устремлены на Геля.
– К сожалению, я не могу уйти отсюда, – отвечал Гель, – я считаюсь пленником и нахожусь под арестом посланного королевы.
Улыбки сразу исчезли с лиц присутствующих. Барнет, увидев свой промах, невольно пожалел, что не вмешался в дело раньше.
– Пустяки! – крикнул Слай. – Ты не мог совершить ничего дурного.
– Я обвиняюсь в том, что способствовал бегству государственного изменника, – ответил Гель коротко.
Слай, видимо, удивился и не знал, что сказать. В толпе все еще царило молчание.
– Ну что же это такое? Ведь ты все же можешь играть, даже находясь под надзором.
– Мой пленник остается моим пленником, – заговорил вдруг Барнет. – Он арестован мною именем королевы, и этим же именем я приказываю ему оставаться там, где он есть.
Слай в нерешительности взглянул на молодого герцога, вся толпа тоже смотрела на него. Жена повернулась к нему с умоляющим видом, как бы не сомневаясь в том, что он все может, только бы захотел. Герцогу не хотелось показаться бессильным в ее глазах, и поэтому, обращаясь к Барнету, он сказал:
– Послушайте, разве не все равно, будет ли ваш пленник находиться рядом с вами или на сцене, откуда он никуда не может бежать? Пусть за ним следят там, вот и все.
Барнет хотел было возразить, но в это время в толпе поднялся такой шум, что он счел более благоразумным уступить и сказал во всеуслышание:
– Так как это общее желание, то, конечно, я должен его исполнить. Но я попрошу, чтобы мне было разрешено поставить своих людей на сцене и в уборной актеров, чтобы охранять моего пленника.
– Может быть, ваш пленник даст честное слово, что он не будет делать никаких попыток к бегству, – сказал герцог, глядя на Геля.
– Как угодно, – сказал Гель, – но я уверен, что этот человек, арестовавший меня, больше доверяет своим людям, чем моему честному слову.
– Да, конечно, – ответил Барнет угрюмо.
– В таком случае я этого слова не дам, – ответил Гель. – Можете ставить свою стражу где хотите.
Музыканты опять начали играть, и Барнет повел своего пленника на сцену. Там он расставил везде своих людей с пистолетами в руках. Гелю развязали руки, так как он не мог играть с завязанными руками. Барнет, осмотрев шпаги, убедился, что они недостаточно остры, чтобы можно было убить человека, он успокоился, тем более что знал, что, уступив общему желанию, приобрел этим и общее расположение и поэтому все присутствующие помогут ему следить за тем, чтобы пленник не ушел.
Друзья Геля окружили его со всех сторон и радостно приветствовали. Даже Бёрбедж как будто обрадовался встрече с ним. Шекспир выразил надежду, что дело Геля уладится и его выпустят опять на свободу. И только один Джиль Грове ничего не говорил, так как он лежал в углу уборной и спал непробудным сном пьяного человека.