В ритмах Черной Африки

У обломков самолета, который представляет собой груду ржавого металла (удивительно, как вообще все это можно было сохранить), — тоголезский флаг, немного поодаль военная палатка, откуда доносятся звуки радио. Сразу же к нам подошел патруль, который молча следовал за нами. Когда я собралась фотографировать, один из солдат покачал головой. Фотографировать в этом священном месте запрещено.

Мысль о спровоцированной катастрофе возникла не случайно. В то время генерал Эйадема достиг одного из самых своих больших экономических и политических успехов. Ему удалось приобрести для Того 51 % акций месторождений фосфоритов, являющихся самым большим богатством страны. Французские монополии переживали эту потерю довольно тяжело…

В знаменательную годовщину мы были в Ломе. Утром пошли на пляж и удивились, что не обнаружили никого из наших знакомых-европейцев. Только вернувшись домой, мы узнали, что утром местное радио сообщило о «традиционном» Дне борьбы против белого империализма и призвало белых в своих интересах не покидать дома.

По главным улицам Ломе фланировали группы приверженцев традиционных верований, время от времени выкрикивая воинственные лозунги. Без них не обходится ни одно празднество, но, прежде чем мы к ним привыкли, они вызывали у нас страх.

С одной стороны, эти группы должны воскрешать африканский дух и старые традиции, с другой — вносить оживление на улицах и стадионе во время торжеств. Это некий боевой актив партии Эйадемы — ОТН[14] и одновременно единственная организация молодежи, но я обратила внимание, что в нее входят и весьма почтенные люди. Члены этих групп получают три тысячи франков в месяц (наш шофер получал двенадцать тысяч), и их одежда украшена различными лозунгами и портретами Эйадемы. На подготовку к торжествам или другим массовым мероприятиям их созывает разъезжающая по городу машина с микрофоном. Буквально через несколько минут после объявления о том, что они должны прибыть туда-то или туда-то, они уже выбегают из домов, будто только и ждали этого приказа.

Впервые я увидела их на стадионе, где каждый вечер они «отрабатывали» свою программу. Я бы сказала, что это нечто среднее между народным творчеством и пропагандой. Тренер Киндр не любил, когда они приходили на волейбольную площадку: после них всегда оставалось полно мусора.

Я наблюдала за их репетицией, как вдруг на стадионе воцарилась тишина. Тамтамы и маракасы смолкли, представители традиционных верований замерли, и все повернулись к трибуне, куда я незаметно проникла. Один из них направился ко мне и вежливо объяснил, что мне нельзя здесь оставаться. Затем он решительно выпроводил меня со стадиона.

Впервые я увидела их выступление на торжествах 30 ноября, в день годовщины основания партии ОТН. Этот день отмечается намного торжественнее, чем День провозглашения независимости, хотя ОТН была основана только в 1969 г. и у нее не очень большая история. Торжества проходили на центральном стадионе. Мы сидели, видимо, по какому-то недосмотру на почетной трибуне, буквально в нескольких метрах от обтянутого красным плюшем кресла самого генерала Г. Эйадемы. Он прибыл, как всегда, минута в минуту. К нему подходили, почтительно кланяясь, с его портретом на одежде, а на его лице не дрогнул ни один мускул. Рядом сидели военные, министры в европейской одежде, тоголезские вожди в традиционных пестрых тогах и головных уборах. Торжественную речь Эйадемы присутствовавшие на стадионе слушали без особого подъема, лишь в отдельных местах на трибуне появлялись островки поднятых рук, махавших цветастыми платками. Это и были представители традиционных верований, создававшие оживление. Самый большой энтузиазм проявляли люди в непосредственной близости от оратора и группа китайцев, которые скромно заняли место на соседней трибуне: они снова и снова поднимались со своих мест.

А потом уже на поле стадиона вышла колонна представителей традиционных верований. Их было около пятисот. Прежде всего они отдали необходимые почести генералу, а потом разыграли небольшой спектакль о том, как белого дипломата изгоняют из страны. Его роль исполнял африканец-альбинос с курчавыми, но светлыми волосами и светлой кожей. Насколько я поняла эту пантомиму, дипломат сначала угрожал тоголезцам и держался высокомерно, но когда увидел перед собой столько чернокожих людей, которые махали руками и темпераментно двигали бедрами, испугался, а когда раздались возгласы и грохот барабанов, схватил свой набитый бумагами портфель и бежал, при этом несколько раз упав. Эта заключительная сцена вызвала бурю восторга у зрителей, группа китайцев снова поднялась со своих мест. Генерал сидел как сфинкс.

На стадион под звуки барабанов вышла другая группа. Воцарилась тишина, как перед бурей. Только теперь я обратила внимание на мужчину с микрофоном в руке под трибуной. И тут началось. Мужчина выкрикивал вопрос-лозунг, и вся масса отвечала:

— Стать рабами?

— Нет!

— Служить народу?

— Да!

— Неоколониализм?

— Нет!

— Единство?

— Да!

Ритм вопросов и ответов нарастал, пока все не слилось в оглушительном скандировании: