Мне прекрасно знакома ревность, и это точно не она. Определённо. Весь этот бурный всплеск, погружающий меня в полнейший хаос, всего лишь последствие физического перенапряжения от его дьявольских чар и волнения перед приёмом. Не более того. Какое мне дело до его личной жизни? Глупости! Я вообще ничего не хочу о нём знать. Ничего! Это не моё дело. Сегодня я просто эскортница, а он – мой начальник, а после мы с ним больше не встретимся.
В попытке отогнать беспорядочный рой ощущений и мыслей внутри себя прикрываю глаза и начинаю вспоминать годами расслабляющие меня дыхательные упражнения.
Вдох и выдох. Вдох и выдох…
Дышу так жадно, как только могу, но вместо спокойствия единственное, что обильно пропускаю сквозь лёгкие в кровь, – это тонкий аромат мужского парфюма, смешанный с более глубоким, особенным запахом его кожи, что неуклонно сводит с ума, приятно ласкает мне ноздри и «щекочет» в груди то, чему я никак не могу дать определение.
– Николина…
Я вздрагиваю от внезапно проносящейся волны зноя по коже. Открываю глаза и теряю дар речи, видя его горячую, крупную ладонь, бережно накрывающую мои пальцы, что всё это время самовольно отстукивали ритм по поверхности сидения.
– Тебе нужно успокоиться, иначе сегодня ты сведёшь с ума не только себя, но и меня тоже, – произносит он своим глубоким, низким голосом, от которого я уже готовлюсь ощутить чувствительные вибрации и повышенное давление его силы, но в этот раз он проникает до самой сердцевины не привычной властностью, а некой мягкостью и ласковым теплом, что словно обволакивает меня успокаивающим флёром. – Прекрати так много думать и постоянно злиться на меня вне зависимости от причин, которые сподвигают тебя это делать.
Чувствую, как властно он берёт мою руку в свою ладонь, переплетая наши пальцы, и бесследно растворяюсь, словно сахар в кипятке. Нет, вовсе не от мощного прилива возбуждения. Тут что-то другое. В это невинное соединение наших рук Адам не вкладывает ни грамма сексуального подтекста, лишь проявляет откровенное стремление хоть немного потушить мой накопившийся огонь из всевозможных страхов.
Я настолько парализована его простым, но столь интимным для меня прикосновением, что даже не нахожу в себе сил вырвать от него свою руку.
– Что касается вечера – сегодняшнее торжество организовано в честь открытия благотворительного фонда помощи бездомным детям, и хоть я уже и говорил, но повторю ещё раз: у тебя нет причин так сильно волноваться. Могу заверить, что весомая часть элегантно одетых людей с изысканными манерами, которых ты сегодня увидишь, способны вести себя в разы вульгарнее дешевых шлюх и драться похлеще многих бандитов твоего района, – произносит он умиротворительным, даже немного нежным голосом, а его глаза меняют цвет с устрашающего чёрного на оттенок шоколада, в сладости которого я утопаю с головой.
– А если я что-нибудь натворю? – мой голос звучит слабо, глухо, надтреснуто, а сердце, наоборот, бешено и громко колотится мне в рёбра.
Его губы изгибаются в чуть ироничной, но, как всегда, обворожительной улыбке, что разбавляет его мрачную красоту мальчишеским задором.
– Поверь мне, даже если ты по случайности убьёшь человека или спалишь весь дом дотла, я сумею это уладить, – он бросает слова в воздух так твёрдо и уверенно, что я вновь впадаю в ступор.
– Ты сейчас шутишь? – я потрясённо округляю глаза, и, наверное, моё лицо выглядит настолько нелепо и глупо, что Адаму не удаётся сдержать свой мелодичный смех, который уже не раз сотрясал подо мной всю землю. Как и сейчас: жаром обдаёт моментально, соски затвердевают, губы пересыхают, а то, что внизу давно его хочет, лишь сильнее увлажняется.
– А ты что, в самом деле планируешь устроить нечто подобное? – смеётся он, откидывая голову назад, а я на мгновенье зависаю, любуясь им и понимая, что теперь его смех действует не только сокрушительно для тела, но и завораживающе для разума. Не просто обхватывает в заразительные объятья веселья, как это происходит с Остином, а, будто загораясь в самом центре естества, пробивает сознание золотым светом счастья.
– Нет… конечно, нет… – от переизбытка магии Адама в крови даже не замечаю, как начинаю улыбаться, но тут же поджимаю губы в попытке это исправить.
– Я всё видел, – сияя белоснежной улыбкой, он наклоняется ко мне ближе, сокращая расстояние между нашими лицами до нескольких сантиметров.
– Что? – я опускаю ресницы, вновь покрываясь румянцем с головы до ног. Это смешно, но с ним я не могу это никак контролировать. Полуголые танцы на коленях у клиентов не вызывают во мне и доли того смятения, что одна секунда его сумрачного взора.
– Ты наконец улыбнулась мне, – его довольный голос будто доносится со всех углов моего сознания, пока я, оторопев, наблюдаю, как он плавно перемещает пальцы с моей ладони к чувствительной коже запястья.
Вены наливаются кровью, а его вибрирующая сила обвивает каждую косточку тела палящим огнём, но неожиданно для самой себя я осознаю, что за всё время нашего общения с Адамом мой внутренний аварийный сигнал впервые хранит абсолютное молчание.