В ритме сердца

– Не только. Как им может это нравиться? – Он хмурится, будто совсем не понимает смысла моего вопроса. – Я имею в виду, как может нравиться то, когда тебя лишают контроля и ясности мыслей?

Задумавшись на короткий промежуток времени, он начинает неспешно мерять шагами пешеходный тротуар, хрустя ботинками по камням раздробленного асфальта.

– Немногие смотрят на это как на потерю контроля, Николина. Скорее наоборот – на пробуждение тех физических желаний, о которых могли даже не догадываться. – Адам пропускает пару мимо проходящих женщин преклонных лет, что крупной дрожью тел и поплывшим взглядом моментально выдают свой интерес к нему.

Потеряв дар речи, я стою, разинув рот, и наблюдаю, как бабушки чуть ли не сворачивают себе шеи, пока оглядываются назад на мужчину и строят ему глазки.

Боже мой! Это ненормально!

Это же бабушки! Разве в таком возрасте ещё возможно так реагировать?

На моё явно глупое ошарашенное выражение лица Адама реагирует слабой усмешкой и продолжает говорить своим проникновенным голосом:

– Большинству женщин именно этого и не хватает: они желают разрушить тесные рамки сознания, позволяя наслаждению беспрепятственно наполнять тело. Полное отсутствие границ и предубеждений – только голая страсть и удовлетворение плотских желаний, которые я безошибочно считываю и доставляю им. При условии, конечно, если сам того хочу.

Он провожает оценивающим взором объёмные формы очередной «трепещущей» перед ним девушки, что больше не спешит скрыться от дождя, попав под воздействие его пугающего обаяния: она дрожит от страха, учащённо дышит и, боясь подойти к нам ближе, пожирает Адама плотоядным взглядом издалека.

Просто обалдеть! Не могу поверить! Этого не может быть!

Они боятся, но хотят его. Нечто похожее испытываю и я, но мне не понять, как это может кому-то нравиться? Мне претит сама мысль, что кто-то заставляет моё тело испытывать то, что я сама никогда бы не была способна почувствовать к совершенно безразличному мне человеку.

Я же чуть было не отдалась ему как продажная шлюха, и этот ужасающий факт лишь свидетельствует о том, что вся моя реакция на него не что иное, как лживая иллюзия, толкающая меня подорвать свои нерушимые моральные принципы.

Я сосредоточенно слежу за каждым плавным, нарочито медленным движением мужчины, напоминающим красивые и грозные повадки тигра, готового в любой момент броситься в стремительную атаку.

Продолжая шагать из стороны в сторону, он даже не смотрит на меня, но дурное предчувствие, что постоянно овладевает мной в непосредственной близости Адама, предупреждает: стоит хоть на секунду отвести от него взгляд, как он тут же съест меня с потрохами.

– Ты сказал, если сам того хочешь? Так ты можешь это отключить? – нарушая недолгое молчание, любопытствую я, вселяя внутри себя радостный луч надежды, который тут же гаснет.

– Нет. Я такой, какой есть. Мне это не подвластно. Я имел в виду, что прислушиваюсь к истинным желаниям женщин лишь тогда, когда хочу этого, а не только получить собственное удовольствие, – его губы лукаво изгибаются.

– И часто ты хочешь их слышать? – Не знаю, зачем это спрашиваю. По всей видимости, язык тоже решил жить отдельной жизнью.

– Только в виде исключений, – снисходительно поясняет он.

– Мне кажется или это звучит эгоистично? – Хмурюсь не только от его ответа, но и от постепенно усиливающего напора дождя.

– Я и не говорил, что мои отношения с женщинами чаще всего не направлены сугубо на извлечение собственной пользы, но могу тебя успокоить: они остаются в восторге, даже когда я не думаю об их желаниях.

– Вот это самомнение! – иронично фыркаю.

– Скорее факт, подтверждённый жизненным опытом.

Да уж… даже представлять страшно, насколько велик его жизненный опыт.

– И что, не было исключений? Поголовно все оставались в восторге? – в точности копирую его нахальный тон.

– Да, – с полной серьёзностью отвечает он. – Разница лишь в уровне их «устойчивости».

– Это что ещё значит?

Адам останавливается и, склонив голову на бок, смотрит на меня, будто раздумывая, стоит ли ему что-то рассказывать.

– Сначала ты.

– Что я? – Невольно напрягаюсь всем телом, когда Адам вновь приближается ко мне, и это, разумеется, не ускользает от его внимания.

– Да не бойся ты меня, дикарка, сказал же: в этот раз я ничего тебе не сделаю, – твёрдым голосом обещает он вслед за громовым ударом неба.

Конечно, не сделает!

И не только потому, что мы находимся на улице. С чего я вообще решила, что он нашёл меня для повторения сценария в «Атриуме»?

Это же нелепая глупость.

Сейчас я не сексуальная танцовщица, способная привлечь внимание любого мужчины, а жалкая оборванка, одетая в нищие лохмотья, с бледным, невыразительным лицом и растрёпанными волосами, что благодаря дождю облепляют мокрыми прядями всё моё лицо и шею.