В ритме сердца (СИ)

— Мне кажется, тебя не должно это так сильно заботить. Эмилия — взрослый человек и вполне способна сама решать, как ей поступать. Если они друг другу нравятся, пусть переспят. Что тут такого? От простого секса никто пока ещё не умирал, — скрывая свою неуправляемую реакцию организма, небрежно пожимаю плечами, в очередной раз пытаясь считать с её лица правдивость её слов.

Если ей в самом деле безразличен Марк, как она заверяет, то совершенно не понимаю всей трагедии их коротких отношений с Эми.

— Что тут такого? Значит, если бы Марк поступил так же со мной, то тебя этот факт нисколько не возмутил бы? — Вопросительно изогнув бровь, она смотрит на меня в упор, окончательно нарушая моё душевное равновесие.

— Даже не смей говорить мне о таком! Я бы набил этому ублюдку морду! — еле сдерживаю злостный рык от мгновенной ярости.

Никс для меня — не просто девушка. Не просто одна из множества, что были в моей жизни. Она особенная. Она — мой друг. Мой самый близкий и родной человек, которым дорожу больше, чем собственной жизнью. Я никому не позволю причинить боль моей маленькой девочке. Ни Марку, ни кому-либо другому. Вообще не хочу, чтобы к ней кто-то прикасался. Я понимаю, что так не должно быть, и меня это самого неслабо коробит, но с недавних пор стоит мне только представить её в объятиях другого, внутренности царапает непонятное и абсолютно чуждое мне колкое чувство, вызывающее крайнюю необходимость расправиться с тем, кто посмел положить на неё глаз.

— Вот видишь, как ты теперь заговорил. Но в их случае всё совсем плохо. Само собой понятно, что для Марка это всего лишь игра, очередная монетка в свою копилку достижений, для Эми же всё гораздо сложнее. Она влюблена в него до беспамятства, чуть ли всю совместную жизнь с ним уже не распланировала. Ты хоть представляешь, что с ней будет, когда Марк, получив своё, тут же разобьёт ей сердце?

— Да что же вы все устраиваете такую трагедию из-за своих «разбитых сердец»? — устало закатываю глаза, будучи ещё с ночи сытым по горло слезливым нытьём Кевина на эту тему. — Может, не стоит раздувать из мухи слона? Люди сходятся и расходятся каждый день, это тоже не смертельно. Поплачет немного и забудет, — отгоняя от себя приступ злости, с уверенностью говорю я, что почему-то лишь сильнее распаляет негодование Никс.

— Да было бы в разы милосердней сразу умереть, чем заживо сгорать в этой мучительной агонии! — заявляет она голосом, насквозь пропитанным болью, что мгновенно отдаётся неприятным, сдавливающим спазмом в моей груди. — Ты просто никогда не любил по-настоящему, Остин, поэтому тебе не понять всего ужаса, что ждёт Эмилию, когда Марк попользуется ею и спокойно двинется дальше за новыми покорениями.

— А ты?

— А что я? — тяжело дыша, спрашивает Никс.

— Ты разве любила по-настоящему?

— Я?

Впиваюсь в её обиженное выражение лица, будто желая в нём прочесть гораздо больше, чем смогут рассказать мне сотни её слов.

— Нет, Остин, тебе же прекрасно известно, что у меня даже свиданий никогда не было, о какой любви может идти речь? — сдержанно произносит она, вновь возвращая себе самообладание.

— Откуда тогда такая уверенность в том, что ожидает Эмилию?

Немного помолчав, она горько усмехается.

— Мне хватает моих непростых отношений с мамой, чтобы понять, что ощущает человек, которого отвергает тот, кого он любит больше всего на свете.

Никс в очередной раз нещадно топит меня в своём холодном, морском взгляде, в котором искусно скрывает грусть и многолетние страдания.

Она это умеет. Прятать внутри себя целую вселенную, что позволяет увидеть крайне редко и далеко не всем.

В моей памяти чётко отпечатался её образ маленькой, плачущей девочки, что пряталась на чердаке, не желая показывать свою боль остальному миру. Она была такой смешной и ранимой, когда отчаянно пыталась показаться мне храброй и способной за себя постоять, совсем не зная, как это правильно делать.

Я не «чувствовал» её, но безутешная тоска и отблеск одиночества в её прекрасном сапфировом взгляде показали мне нечто большее, глубокое и до боли знакомое, что связало нас с ней с первой же секунды, пробудив во мне инстинкты защитника и покровителя, которые по сей день диктуют мне свои правила: оберегать, заботиться и поддерживать её, даже несмотря на то, что мы уже не дети.

Но почему-то лишь сейчас, спустя столько лет, проведённых бок о бок, я вижу в ней что-то иное. Новое и необыкновенное, находящееся далеко за гранью понимания и привычного уклада нашей дружеской связи.