В родном углу

Докторъ покачалъ головой и сталъ считать пульсъ у Сухумова, взявъ его руку.

— И знаете, докторъ. это были даже не сны, а кошмары какіе-то, — продолжалъ Сухумовъ. — Въ послѣднемъ случаѣ, то-есть вчера, я даже и не спалъ, кажется, потому что слышалъ какъ храпѣлъ мой человѣкъ, ночевавшій въ одной со мной комнатѣ.

— Ну, это вамъ только такъ показалось.

— Однакоже, я хотѣлъ вскрикнуть, хотѣлъ подняться, но голоса не было и были парализованы движенія.

— Гмъ… Это явленіе обыденное въ началѣ сна… Вѣдь случилось это вскорѣ послѣ того, какъ вы легли?

— Да. Но когда я легъ, я еще читалъ съ полчаса… Потомъ почувствовалъ утомленіе и отложилъ книгу…

— Все-таки въ началѣ сна. Такъ это и бываетъ. Кошмары всегда въ началѣ сна… Когда человѣкъ погружается въ болѣе глубокій сонъ, кошмары не бываютъ. Вы знакомы съ книгой Мори «Сонъ и сновидѣнія»?

— Нѣтъ.

— Ну, я вамъ дамъ прочесть. У меня есть русскій переводъ. Но дамъ тогда, когда нервы ваши хорошенько окрѣпнутъ. Теперь вамъ надо читать только что-нибудь легкое… У васъ библіотека есть послѣ бабушки. Посмотрите, не найдется-ли тамъ Диккенса. Вотъ и читайте. Диккенса, Теккерея… Да главное, о предкахъ-то своихъ не думайте, и на портреты ихъ не смотрите, и не разговаривайте объ нихъ. Вы не ходили послѣ случая, бывшаго при мнѣ, въ портретную комнату?

— Ходилъ, — отвѣчалъ виновато Сухумовъ и даже опустилъ глаза.

— Зачѣмъ-же вы это дѣлали? Вѣдь я-же просилъ васъ не ходить туда.

— Я, докторъ, хотѣлъ пріучить свои нервы. Вѣдь я рѣшительно не вѣрю въ какія-либо видѣнія. И передъ портретами… это было утромъ… мнѣ на этотъ разъ рѣшительно ничего не показалось. А вотъ ночью…

— Не слѣдовало ходить. Ай-ай-ай! Вы словно ребенокъ! — покачалъ головой докторъ и прибавилъ:- Дайте мнѣ слово, что вы не будете ходить въ портретную. Хорошо? Ну, вотъ и отлично… И не разговаривайте объ этихъ предметахъ.

Сухумовъ покаялся ему и о своихъ разговорахъ о привидѣніяхъ съ священникомъ Тиховздоховымъ и съ управляющимъ.

— Еще того лучше!.. Зачѣмъ-же вы это?.. — укоризненно спросилъ докторъ.

— Да вѣдь отецъ Рафаилъ началъ разсказывать о какомъ-то кладѣ, зарытомъ у насъ въ паркѣ, а потомъ мнѣ захотѣлось провѣрить эту легенду у управляющаго… — оправдывался Сухумовъ. — Но вѣдь я ничему этому не вѣрю… И въ дѣтствѣ-то никогда не вѣрилъ въ привидѣнія.

— Да тутъ можно и не вѣрить, но если нервы такъ глупо возбуждены, то и получился откликъ. Вѣдь вамъ все-таки жутко было, когда вы слушали эти разсказы? — спросилъ докторъ.

Сухумовъ сознался, что почувствовалъ такое ощущеніе, что долженъ былъ принять ландышей съ валерьяной.

— Ахъ, напрасно! — досадливо проговорилъ докторъ. — Нѣтъ, ужъ вы пожалуйста всѣ медикаменты оставьте. На этомъ я основываю мое лѣченіе. А васъ трудно лѣчить… Трудно оттого, что вы одиноки и въ одиночествѣ думаете о своей болѣзни. Будь у васъ семья, она отвлекала-бы васъ отъ этихъ мыслей. Жениться вамъ надо. Поправитесь немного, такъ ищите себѣ жену. А женитесь — живите въ деревнѣ.

Докторъ улыбнулся.

— Да развѣ я могу поправиться! — сказалъ Сухумовъ, горько улыбнувшись, и отрицательно покачалъ головой.

— Такъ поправитесь, что въ лучшемъ видѣ. Но дайте только срокъ. Вдругъ нельзя. Все дѣлается постепенно.

Сухумовъ махнулъ рукой и сказалъ:

— Пойдемте, докторъ обѣдать. Сегодня я велѣлъ въ столовой столъ накрыть.

— Да развѣ вы не обѣдали? — спросилъ докторъ удивленно. — Вѣдь ужъ скоро пять.

— Васъ ждалъ.

— Напрасно. А я подзакусилъ по дорогѣ у одного пріятеля. Ребятишки у него хвораютъ, такъ заѣзжалъ. Ну, да я поѣмъ и съ вами чего-нибудь за компанію. Пойдемте. А что вы не вѣрите въ возможность вашего исцѣленія, мнѣ даже обидно. Вѣдь вы дали слово, что будете вѣрить въ искусство и знаніе безвѣстнаго земскаго врача Нектарія Кладбищенскаго.

Они перешли въ столовую, освѣщенную уже большой лампой, свѣсившейся съ потолка и двумя канделябрами въ нѣсколько свѣчей. Между канделябрами стояли два горшка съ миртами. Столъ былъ сервированъ отлично. Много хрусталя, серебро. Стоялъ квасъ въ серебряной кружкѣ.

— Фу, какой у васъ парадъ сегодня! Огней-то сколько! — воскликнулъ докторъ.

— Гораздо лучше себя чувствую при яркомъ освѣщеніи, — отвѣчалъ Сухумовъ. — Мнѣ какъ-то становится жутко въ темнотѣ. Вы знаете, докторъ, я даже началъ спать при зажженной лампѣ. Всю ночь лампа горитъ.

— Симптомъ разстройства нервовъ… Расшатаны они у васъ, сильно расшатаны. Ну, да деревня и воздухъ поправятъ ихъ. Главное, воздухъ… Воздухъ и ѣда… Но влеченіе къ послѣдней — результатъ воздуха. Какъ можно больше будьте на воздухѣ. На ночь провѣтривайте комнату. А весной я вамъ посовѣтую спать даже при открытой форткѣ. Теплѣе укрыться и спать, — говорилъ докторъ, усаживаясь за столъ.

— Ну, весна еще далеко! Да и доживу-ль еще до нея! — перебилъ его Сухумовъ.

— Всѣ подъ Богомъ ходимъ. Но болѣзнь ваша хоть и упорная, но поправимая, вѣрьте мнѣ. Къ веснѣ я васъ надѣюсь увидѣть поправившимся.

— Я вѣрю вамъ, докторъ. Но неужели я долженъ остаться здѣсь до весны?..