В родном углу

«Въ училище пошлю большія сани, а самъ на маленькихъ заѣду за Раисой Петровной», — рѣшилъ онъ сейчасъ-же.

Къ доктору пріѣхали встрѣчать Новый годъ гости изъ Сухумовки по-петербургски, часу въ десятомъ вечера. Сухумовъ заѣхалъ къ священнику, захватилъ Раису и ѣхалъ съ ней вмѣстѣ. Въ головѣ его сложилось множество темъ и вопросовъ для разговоровъ съ ней наединѣ, но какъ только онъ усадилъ ее рядомъ съ собой въ сани, закуталъ, и лошади тронулись, всѣ эти темы и вопросы сейчасъ-же выскочили изъ головы, и онъ не зналъ, съ чего начать разговоръ. Говорила больше Раиса, называя ему тѣ мѣста, мимо которыхъ они проѣзжали, сообщала сплетни и легенды о жизни ихъ владѣльцевъ, семейное положеніе этихъ лицъ. Она такъ и щебетала, а Сухумовъ только время отъ времени спрашивалъ ее, не холодно-ли ей, не озябла-ли она, натягивалъ ей на лицо съѣзжавшій на затылокъ платокъ и окутывалъ ея ноги овчинной полостью. Только въ концѣ пути, когда они поровнялись съ плотиной, на которой стояла мельница, и Раиса сообщила ему, что мельничиха, молодая вдова, два мѣсяца только какъ овдовѣвшая, послѣ Крещенія уже сбирается замужъ выходить за волостного писаря, онъ задалъ ей вопросъ:

— Ну, а вы не собираетесь? Нѣтъ у васъ жениха?

— Откуда! — воскликнула она. — Владыко обѣщалъ дяденькѣ, что весной онъ пришлетъ къ намъ жениховъ-семинаристовъ, но я знаю, какіе это женихи! Хорошихъ не посылаютъ. Хорошіе сами себѣ въ городахъ ищутъ невѣстъ. Да и вообще я за духовнаго не пойду. Ни на дьяконское, ни на священницкое мѣсто не польщусь. Нѣтъ, не пойду, — прибавила она, сдѣлавъ маленькую паузу. — Можетъ быть, я дяденькѣ и въ тягость, хотя и стараюсь семьѣ быть какъ можно болѣе полезной, но не пойду…

— А изъ свѣтскихъ никто къ вамъ не сватался? — поинтересовался Сухумовъ.

— Можете вы думать, нашъ урядникъ! Но это тоже… онъ не старый… недуренъ собой… франтъ… разыгрываетъ изъ себя офицера, но ужъ совсѣмъ неотесъ… Даже говорятъ, что у него есть деньги…

— Конечно-же вы достойны лучшей участи.

— Мало-ли что достойна! Но хорошій женихъ ко мнѣ и свататься не будетъ. Я сирота, безприданница… Дяденька и приданаго мнѣ не сошьетъ. А сама, что я могу?.. Учительница Варвара Захаровна мои кружева продаетъ чиновникамъ въ земской управѣ, но это такіе гроши. Нѣтъ, мнѣ надо мѣсто учительницы искать… Мѣсто учительницы церковно-приходской школы, — закончила она.

Вскорѣ они въѣхали въ деревню. Мелькнула мелочная лавка, освѣщенная керосиновыми лампами, съ расписными чашками и чайниками на окнахъ, со щепенной посудой на крыльцѣ, промелькнула чайная лавка и сани остановились около двухъэтажнаго деревяннаго дома, гдѣ жилъ докторъ Кладбищенскій и находился земскій врачебно-амбулаторный пунктъ. Ивановы и Хоботова уже пріѣхали и выходили изъ саней, отряхиваясь отъ инея и дорожнаго снѣга.

У воротъ доктора Кладбищенскаго горѣлъ красный фонарь. Входъ былъ со двора. Въ первомъ этажѣ помѣщалась амбулаторія, земская аптечка и была квартира фельдшера, въ верхнемъ этажѣ жилъ самъ докторъ.

По деревянной лѣстницѣ, слабо освѣщенной жестяной лампочкой, гости поднялись во второй этажъ. Ихъ уже ждали, и, заслышавъ шаги, сейчасъ-же отворили дверь, обитую войлокомъ и зеленой клеенкой. Пріятно пахнуло жаренымъ гусемъ. Пришлось идти черезъ кухню, гдѣ что-то рубила сѣчкой въ корытѣ стряпуха-работница въ платкѣ, съѣхавшемъ на затылокъ. Изъ дверей слѣдующей комнаты выглядывала косматая фигура доктора Кладбищенскаго.

— Пожалуйте, пожалуйте, дорогіе гости! — привѣтствовалъ онъ. — Что такъ поздно? Мы ужъ заждались. Думали, не случилось-ли что въ дорогѣ. Впрочемъ, да… Вѣдь вы деревню-то все еще на петербургскій аршинъ мѣрите. Старуха! Лукерья Савишна! Встрѣчай гостей! — крикнулъ онъ женѣ.

Сухумовъ и другіе гости вошли въ слѣдующую комнату безъ оконъ, составлявшую у доктора прихожую и заставленную платяными шкафами и сундуками и гдѣ стояла вѣшалка. Прислуга, оставившая рубить мясо, бросилась снимать съ нихъ верхнюю одежду. Въ дверяхъ прихожей показалась «старуха», то-есть жена доктора Лукерья Савишна, миловидная, круглолицая, нѣсколько расплывшаяся женщина лѣтъ подъ тридцать, гладко причесанная, въ сѣрой суконной блузѣ, опоясанной чернымъ лакированнымъ кушакомъ съ большой пряжкой. Сухумовъ, уже бывшій у доктора одинъ разъ, поздоровался съ докторшей, какъ со старой знакомой. Дамы чмокнулись, кромѣ Хоботовой, которая пожала руку и произнесла:

— Господи! Какъ васъ разноситъ! Вотъ здоровье-то! Я думаю, вамъ пришлось всѣ платья разставлять.

— Тьфу, тьфу! — нѣсколько разъ плюнула докторша вмѣсто отвѣта.

— А вы развѣ суевѣрны? А еще жена реалиста, естественника. Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ… Давно я васъ не видала и вы ужасно раздобрѣли.

— Не всѣмъ-же тощимъ быть. Кому нибудь-надо и добрѣть, — уколола докторша тощую Хоботову.