В родном углу

— Все есть, все! Отличное печенье есть! — воскликнулъ Сухумовъ и нажилъ кнопку электрическаго звонка, чтобы вызвать камердинера, не замѣтя, что тотъ еще продолжалъ стоять въ дверяхъ.

— Здѣсь я, здѣсь, если вы меня, — откликнулся Поліевктъ. — Что прикажете?

— Скажите Ульянѣ, чтобы она отпустила-бы шоколаду, а поваръ пусть сваритъ его. Да подать сюда съ печеньемъ, съ бисквитами. Ликеру подать. Раиса Петровна озябла, — отдавалъ приказы Сухумовъ.

— А лошадей-то откладывать или не откладывать? — спросилъ Поліевктъ.

— Какія ужъ тутъ лошади, если гостья пришла! Всегда съѣздить успѣю.

Поліевктъ покачалъ головой, пробормоталъ про себя: «дуритъ баринъ» и вышелъ изъ кабинета.

Сухумовъ подсѣлъ къ Раисѣ и, заглядывая ей въ глаза, сказалъ:

— Вы не можете себѣ представить, ангелъ мой, какъ я радъ вашему визиту!

— Соскучились? — спросила она. — Но я не вѣрю. Если-бы соскучились, то къ намъ пришли-бы…

— Я думалъ вы сердитесь за прошедшее? Помните, когда я не утерпѣлъ?..

— И сердилась!.. Да что-же съ вами подѣлаешь! Но ужъ прошу васъ сегодня не вольничать. Вы дали слово загладить свой поступокъ и быть скромнымъ.

— О, восторгъ мой! — восклицалъ Сухумовъ. — Послушайте, Раиса Петровна, вы святая дѣвушка!

Онъ совсѣмъ не ожидалъ такой встрѣчи при свиданіи.

— Ну, до святой-то мнѣ еще очень далеко. Не говорите такъ… Всѣ мы грѣшницы… — отвѣчала она, перебирая дешевенькія разноцвѣтныя бусы у себя на шеѣ, свѣсившіяся на грудь и тутъ-же задала вопросъ: — Ну чтожъ, какіе-нибудь журналы получили?

— Три журнала получилъ. Вчера получилъ, сегодня получилъ, третьяго дня получилъ и все ждалъ вашего посѣщенія. Одинъ, одинъ, одинъ! И можете вы вообразить, какая тоска была! Вотъ журналы.

Онъ поднесъ къ ней три книжки въ разныхъ обложкахъ и положилъ ей на колѣни. Она тотчасъ-же начала перелистывать ихъ. Онъ стоялъ противъ нея и пожиралъ ее глазами.

«Развѣ кончить все сейчасъ? Развѣ сдѣлать ей предложеніе? — мелькало у него въ головѣ. — Такая прелесть! Такая наивность! Такая незлобивость! Я увѣренъ, тысячу разъ увѣренъ, что буду съ ней счастливъ, Она не годится для свѣта, будетъ угловата въ Петербургѣ, но здѣсь въ деревнѣ — она дастъ рай»…

И онъ сталъ уже слагать фразы, съ которыми обратится къ ней сейчасъ съ предложеніемъ, но фразы какъ-то не клеились, не составлялись.

«Ну, тогда я это сдѣлаю при прощаніи, когда она будетъ уходить. Такъ лучше будетъ, лучше» рѣшилъ онъ.

А она, вынувъ изъ косы большую шпильку, разрѣзала ею листы книжки журнала. Онъ сидѣлъ около нея и любовался ея роскошной косой, длинными опущенными рѣсницами.

«Какая дивная дѣвушка!» — беззвучно шептали его губы.

Показался Поліевктъ и сталъ накрывать столикъ бѣлой скатертью, приготовляясь сервировать на немъ шоколадъ.

— А вы дадите мнѣ сегодня одну какую-нибудь книжку, чтобы взять домой? — спросила Раиса Сухумова.

— Всѣ дамъ… Всѣ берите… Всѣ для васъ выписалъ. Я уже просмотрѣлъ ихъ, — бормоталъ онъ, любуясь Раисой, и когда Поліевктъ удалился, его такъ и стало подмывать схватить Раису въ объятія, крѣпко прижать къ груди и цѣловать, цѣловать долго.

Но онъ удержалъ себя и сѣлъ поодаль отъ нея. Онъ чувствовалъ, что дрожалъ, какъ въ лихорадкѣ.

XXXVIII

Подали шоколадъ. Раиса пила и щебетала, разсказывая о своей поѣздкѣ съ Ивановыми въ Смертино къ смертинскому учителю, какъ они по дорогѣ вывалились изъ саней въ сугробъ снѣга, какъ снѣгъ попалъ ей за воротникъ, растаялъ и потекъ по спинѣ, какъ къ смертинскому учителю приходили съ села ряженые и плясали подъ гармонію молодая урядничиха, сынъ мелочного лавочника и телеграфистъ изъ почтовой конторы.

— И я съ ними танцовала… Все-таки справила святки… Скучныя у насъ нынче святки… Въ прошломъ году веселѣе было, — прибавила она. — Въ прошломъ году отецъ Михаилъ, священникъ изъ Клюквина, дѣлалъ вечеринку на святкахъ на мученицу Анисью передъ Новымъ годомъ, въ именины жены, а нынче Анисья Васильевна умерла. Въ прошломъ году у лавочника Неумытова собирали гостей на святкахъ и мы ѣздили, а нынче Неумытовъ поскупился. Какой балъ-то тогда былъ у Неумытова! Трое музыкантовъ…Много танцовали… были ряженые… и я рядилась цыганкой…

«Какая нетребовательность! Какое довольство малымъ!» — дивился при ея разсказѣ Сухумовъ, а самъ такъ и пожиралъ ее глазами.

— Впрочемъ, ужъ завтра и на деревнѣ-то всему веселью конецъ, — продолжала Раиса. — Завтра сочельникъ… Окропимъ послѣ вечерни все святой водой, наставимъ мѣломъ крестовъ на дверяхъ и на окнахъ — и всему конецъ вплоть до масляницы. Впрочемъ, нынѣшній мясоѣдъ короткій… Масляница скоро…

— Что-жъ, свадьбы предстоятъ у васъ въ приходѣ? — задалъ вопросъ Сухумовъ, чтобъ попасть Раисѣ въ тонъ.

— Нѣтъ, свадьбы не предвидятся. Дядюшка ужъ узнавалъ и очень горюетъ. Онъ говоритъ, что доходъ все меньше и меньше, а рты ростутъ. Это его любимый разговоръ. А я сиди и слушай, потому вѣдь я тоже ротъ. Пріятно, вы думаете, это слушать? Вотъ оттого сплю и вижу мѣсто учительницы церковно-приходской школы.