В России жить не запретишь

– Стеньки Разина челны на простор речной волны выплывают?

– Члены выплывают, – рассердился Воротюк, которому все меньше нравилось настроение заместителя. – Ты с утреца поддал, что ли?

– Самую малость. Наркомовские сто грамм.

– А не обкомовские полкило, случаем?

– Хо-хо-хо, насмешил!

– Веселиться потом будем, когда проблема уладится. Как наши дела, Павлуша?

– Наши дела швах, – бодро доложил Конягин. – Можно сказать, накрылись мы с тобой медным тазом, Николай. Как говаривала моя покойная внучка, амбец подкрался незаметно…

– Но-но! – прикрикнул Воротюк. – Не смей раскисать раньше времени. Сейчас вся надежда на тебя.

– Надежды юношей питают, – хихикнул Конягин. – Только мы с тобой давно из пионерского возраста вышли. Старперам, вроде нас с тобой, в следственном изоляторе – хана.

Вздрогнувший Воротюк неумело перекрестился, после чего заговорил увещевающим тоном, каким принято разговаривать с тяжело больными, психически ненормальными и детьми:

– Ты, как я погляжу, не в форме, Павлуша. Давай поступим так. Поспи, приведи себя в порядок, а потом перезвонишь, ладно? – Воротюк посмотрел в направлении двери ванной комнаты, где скрылась проститутка. – Меня, честно говоря, время поджимает.

– Еще как поджимает, – подтвердил Конягин. – Я бы выразился так: подпирает. Приперло уже… К стенке.

– Что за шутки?

– Какие могут быть шутки, когда взрывпакет в желудке. Капут нам, Николай. Хана. Капитан-то компьютер забрал.

– Какой капитан? Этот твой… м-м, Джеймс Бонд с Лубянки?

– Его зовут Бондарь, Евгений Бондарь. Думаю, ты скоро о нем услышишь. Очень скоро. Раньше, чем тебе хотелось бы.

– В чем дело? – занервничал Воротюк, которому вдруг приспичило немедленно облачиться в халат и запахнуть его поплотнее. – На что ты намекаешь?

– Я послал по душу Бондаря вертолет с верным мне человеком, майором Жгутовым, – пояснил Конягин, выдержав еще одну паузу. – Он бесследно исчез.

– Жгутов? Вертолет?

– Бондарь. Хотя можно сказать, что Жгутов и вертолет исчезли тоже. Взорвались они, вернее, капитан их взорвал. Такие вот пироги, Николай. С вишневыми косточками.

– Отставить пироги! Ты внятно излагай, – потребовал Воротюк. – Не тяни слона за хобот.

– Психуешь? – спросил Конягин. – Правильно делаешь, что психуешь. Повторяю еще раз, специально для слабонервных. Капитан Бондарь выполнил поручение и вышел на связь. Я сказал Жгутову, что капитан – осведомитель Черного Ворона, а его девка – «белый чулок», ну, чеченская снайперша. Жгутов сделал вид, что поверил, и вылетел на ликвидацию.

Халат соскользнул с забегавшего по комнате Воротюка.

– Куда все-таки запропастился Бондарь с компьютером? – заорал он. – Откуда взялась посторонняя девка?

– У-эх, – крякнул Конягин с наслаждением. – Хор-роша, зараза!

– Кто?

– Водочка. Насчет девки не знаю, врать не стану.

– Ты совсем охренел? – Воротюк замер, наливаясь тяжелым, удушливым, предгрозовым спокойствием. – Почему жрешь водку, вместо того чтобы искать капитана? Если он приволочет компьютер в ФСБ, нам кранты. Точнее, не нам – тебе, лично тебе, Павлуша. Делом-то займется военная прокуратура, а не какая-то другая. А уж я найду способ утопить тебя, как слепого котенка… Замочу в сортире – пикнуть не успеешь!

– Ой, как страшно, – шутовски заблажил Конягин. – Что же мне делать, товарищ генерал– майор? Как искупить свою вину? Какие будут ваши указания, товарищ начштаба?

– Не юродствуй, мудак. – Встретившись взглядом с проституткой, вышедшей из ванной, Воротюк жестом отправил ее обратно. – Слушай меня и запоминай, – продолжал он, понижая голос до еле слышного гудения. – Нужно объявить, что на территории Чечни под видом милиционера действует террорист, бандит и насильник, которого следует изловить, а еще лучше – уничтожить. Мол, он вооружен и очень опасен, а потому живым брать его не обязательно, понимаешь меня, Павлуша? – Воротюк опустился на стул, словно разговор с бестолковым подчиненным совершенно вымотал его. – Брось весь личный состав на облаву, пусть прочесывают лес, устраивают засады, ищут его с «вертушек». Компьютер потом отыщется среди личных вещей убитого.

– Могу предложить другой вариант, – заявил Конягин.

– Ну-ка, ну-ка?

– Хорошо бы на Бондаря чеченских боевиков натравить. Сообщить им, что это он Черного Ворона убил, дать его приблизительные координаты…

– Умно! – воскликнул Воротюк. – Очень умно! Действуй, Павлуша. Развивай наступление на обоих фронтах одновременно.

– Нет, – возразил Конягин уже не приподнятым, а каким-то замогильным голосом. – Бесполезно все это. Уйдет Бондарь. Уже ушел.

– Вздор! Из четырнадцатого квадрата просто так не выберешься! – Воротюк осекся, сраженный внезапной идеей. – Слушай, а капитан больше на связь не выйдет? Можно было бы его запеленговать и…

– Вот и пеленгуй, Николай. Флаг тебе в руки.

– Какой флаг?

– Известно какой. – Конягин пьяно продекламировал: – Знамя красное трепещет на ветру, незаметно я им сопли подотру…

– Гляди, как бы тебе твое веселье боком не вышло, – процедил Воротюк с угрозой. – Как бы тебя в гробу красным знаменем не накрыли.