В Россию с любовью

— Наконец-то догадался, — одобрительно сказал Громов. — Умный парень. Инстинкт самосохранения в тебе неплохо развит.

Журналист перевел дух и опустил руки. Его бравая бородка казалась слегка перекособочившейся, точно его за нее долго тягали, прежде чем отпустить обладателя и позволить ему выпрямиться. Но спину он все еще сутулил, готовый в любое мгновение упасть ничком на пол. И взгляд у него был блуждающим, как у затравленного зверька, лихорадочно ищущего выход из западни.

— Время сталинских репрессий, между прочим, давно закончилось, — напомнил он, обнаружив, что револьвер уже не целится ему в голову.

— Ты уверен? — Громов склонил голову к плечу, показывая всем своим видом, что с нетерпением ожидает ответа, и лучше бы он был правильным, этот ответ.

Балаболин уверенности не высказал. Помялся немного и, наконец, заговорил по существу, не желая больше испытывать судьбу:

— Эдичку я знаю по клубу «Мэджикал Мистери Таур». Мы с ним часто бывали в одних и тех же компаниях, водили знакомство с одними и теми же людьми.

— Тусовались, в общем, — кивнул Громов.

— Ну, что-то вроде того.

— Самое подходящее занятие для взрослых мужчин. Хотя какие из вас, к черту, мужчины… — Недоговоренную фразу завершил пренебрежительный взмах руки.

Балаболин заволновался:

— Между прочим, среди… гм, наших встречаются очень интересные и разносторонние личности. Взять хотя бы Эдичку. Нестандартный взгляд на многие вещи, широчайший кругозор, изысканный вкус…

Громов постучал рукояткой револьвера по барьеру, требуя к себе внимания.

— Рекламу Эдичке Виноградову здесь делать не обязательно. Меня интересует, виделись ли вы с ним вчера, о чем говорили, чем занимались. И главное, куда ты дел дискету, которую он тебе передал?

— Дискету? — На лице Балаболина появилось неподдельное изумление. — Ни о какой дискете у нас речь не заходила. Понятия не имею, что вы имеете в виду… Вчера мы с Эдичкой разве что парой фраз перебросились, и только. — Балаболин клятвенно прижал правую руку к груди. — Он весь вечер просидел вдвоем с Артуром, а потом сказал, что спешит по делам, попрощался со мной и исчез.

— Это все? — разочарованно спросил Громов.

— Все.

Гах! Молниеносно вскинув «смит-вессон», Громов выпалил в люминесцентную лампу прямо над головой Балаболина. Осколки и штукатурка посыпались на присевшего журналиста, напоминая ему, что правды и только правды ожидают от него не одни читатели.

— Еще он пообещал, что завтра отдаст мне долг, семь тысяч долларов! — истошно завопил Балаболин, не решаясь поднять голову, которую прикрывал обеими руками.

— Встань! — потребовал Громов. — И отвечай внятно. Где Эдичка собирался раздобыть деньги?

— Откуда же мне знать! — плаксиво воскликнул Балаболин. Из-за того, что его волосы были посыпаны белым крошевом, он казался внезапно поседевшим и каким-то потасканным. Шмыгнув носом, он заговорил опять, напрягая голосовые связки, чтобы быть услышанным и понятым: — Но Эдичка был уверен, что разбогатеет. Перед уходом он шепнул мне, что завтра прикатит в клуб на собственном «Кадиллаке»!

— М-м? — Громов был приятно удивлен сообщением.

Итак, Эдичка о чем-то договорился с репортером «Нью-Йорк Ревю», а затем направился прямиком в Госдуму, где скачал секретную информацию с компьютера покойного Шадуры. Наверняка деньги он намеревался выручить именно за эту работу. Но не получил…

— Так что на «Кадиллаке» Эдичка теперь разве что до кладбища прокатится, — заключил Громов вслух. — Если, конечно, ему пожелают устроить пышные похороны.

— Что? — тревожно спросил Балаболин, до предела вытягивая шею. — Какое кладбище? Какие похороны?

— Я твоего ненаглядного дружка имею в виду. Эдичку Виноградова.

— С ним приключилась какая-то беда?

— Какая беда может приключиться с покойником? — удивился Громов. — Разве что его из морга не удосужатся забрать и отдадут студентам-медикам на растерзание. Или собакам бродячим. Их сейчас возле любой больницы тьма-тьмущая.

— Собакам? — ужаснулся Балаболин. — Эдичку?

— Сейчас речь не о нем, а о тебе, — жестко напомнил Громов. — Тебе есть, что еще сообщить мне по поводу вчерашнего вечера? Или… — Он задумчиво почесал бровь стволом револьвера.

— Артур Задов тоже подходил ко мне! — заторопился журналист. — Он одолжил у меня «Фольксваген». Сказал, что оставит автомобиль на платной стоянке возле моего дома, и обещание, между прочим, сдержал. Утром «Фольксваген» стоял на месте, как мы договаривались. Вот только…

— Что только?

— Денег за прокат Артур так и не заплатил. Пообещал, что к девяти заскочит ко мне в редакцию, а сам не появился, — закончил Балаболин упавшим голосом. Скорее всего, не коварство Артура его угнетало, а сознание того, что рассказывать ему больше нечего. Достаточно ли полезен он оказался ФСБ, чтобы его отпустили с миром?