Однако от вопросов он воздержался. Отчасти потому, что это не его дело, отчасти же опасаясь услышать ответ, который ему не понравится. Он знал, что некоторые вполне порядочные люди – например Ле Пик – стали народными комиссарами, а стало быть, с юридической точки зрения, старшими офицерами госбезопасности, поскольку искренне верили в правоту дела Комитета, – и Уорнер, даже считая, что они заблуждаются, уважал их выбор. Однако он просто представить себе не мог достойного мотива, способного подвигнуть кого-то – кого угодно! – вступить во вспомогательные войска БГБ, то есть в карательные отряды.
Отведенная Кэслету каюта оказалась меньше, чем помещение, полагавшееся офицеру такого ранга на боевом корабле, но по крайней мере его не упрятали в застенок. Правда, подумал он, поблагодарив Томаса и начав раскладывать вещи с привычной ловкостью человека, за двадцать лет службы привыкшего к переводам с корабля на корабль, обольщаться и расслабляться не стоит. Система Цербера находилась на расстоянии более ста шестидесяти восьми световых лет от Барнетта. Даже у линейного крейсера такой путь занимал почти месяц в одну сторону – время более чем достаточное, чтобы Рэнсом могла, если ей заблагорассудится, бросить его в камеру. И если не взять себя в руки и, по крайней мере, не
Кисло усмехнувшись, Кэслет заставил себя думать о нынешней ситуации как о тактической задаче, решение которой требует контроля над эмоциями. В конце концов, он умел владеть собой в боевой обстановке, а стало быть, соответствующий настрой мог помочь ему и сейчас. Жаль, конечно, что приходится думать о Корделии Рэнсом и БГБ как о врагах: может быть, это и выручит в отдельных эпизодах, но может завести очень далеко. Туда, откуда не возвращаются.
Уорнер уже почти закончил распаковываться, когда прозвучал сигнал коммуникатора. Коммандер с недовольством посмотрел на аппарат: прямо с дороги втягиваться в здешние дела ему вовсе не улыбалось, однако попытка уклониться была бы нелепым ребячеством. Вздохнув, он нажал клавишу.
– Гражданин коммандер Кэслет? – четко произнесла появившаяся на экране женщина в черно-красной униформе.
Уорнер кивнул.
– Очень приятно, я гражданка коммандер Лоуэлл, старший помощник. Капитан Владович приказал проследить за тем, как вы устроились.
– Спасибо за заботу, – отозвался Кэслет, подозревавший, что Владович испытывает к нему столько же симпатии, сколько он – ко всему Бюро государственной безопасности.
– Кроме того, – продолжила Лоуэлл, – мне приказано передать, что гражданка член Комитета Рэнсом и капитан Владович намереваются вскоре произвести первый допрос пленных и желали бы произвести его в вашем присутствии.
– Понятно, гражданка старший помощник, – ответил Кэслет, радуясь тому, что с ним пока обращаются учтиво. Впрочем, они могли себе это позволить.
– В таком случае, гражданин лейтенант Янсецкий – полагаю, вы познакомились? – проводит вас на допрос примерно через полчаса.
– Спасибо, – снова сказал Кэслет, и гражданка коммандер Лоуэлл, любезно кивнув, отключила связь.
Несколько мгновений Уорнер таращился на пустой экран, потом покачал головой.
– Янсецкий, – проворчал он. – Замечательно. Интересно, он так же счастлив видеть меня, как я его?
Экран не ответил, и Кэслет, все еще качая головой, продолжил раскладывать вещи.
– Ну и ну! Только глянь, что за драную кошку приволокли!
Хонор не повернулась и даже не покосилась в сторону человека, выкрикнувшего оскорбление. Она молча смотрела прямо перед собой, на голый, окрашенный в серый цвет коридор. Люди есть люди, и среди граждан любой звездной державы непременно найдутся смутьяны и нарушители дисциплины. Соответственно, на каждом корабле имелся тюремный трюм, но трюм этого корабля был гораздо больше любого, какой ей доводилось видеть прежде. Весь его антураж – тусклое, неровное освещение, серые переборки, острый запах дезинфицирующих средств – имел своей целью ввергнуть узников в уныние и подавить их волю.
Пребывание в этом блоке представляло собой первую стадию обработки заключенных, которым предстояло превратиться в покорное стадо… если, конечно, от них не предпочтут просто избавиться.
Хонор мысленно вздохнула, приказав себе не поддаваться отчаянию. Мысли ее прояснились, поскольку пульсирующая боль Нимица больше не накатывала с такой силой. Что тому причиной, лечебные манипуляции Фрица или просто увеличение разделявшего их расстояния, Хонор не знала. Ее одолевали противоречивые чувства: разлука с Нимицем повергала в тоску, но возвращение способности четко мыслить все-таки радовало. Тем более что, напомнила она себе, тоска непродуктивна, а ясная голова может оказаться полезной.
– Заносчивая сука, вот она кто, – снова прозвучал мужской голос. – Но ничего, мы собьем с нее спесь.
Кто-то тихонько заржал, но гражданка капитан де Сангро покачала головой.