В руках врага

Тошнотворная аура охранника усилилась, и Хонор замутило, однако она совладала с собой и продолжала, внешне невозмутимо, смотреть не на него, а сквозь него. Ему это не понравилось. Хонор ощутила злобную ярость и жажду насилия, более сильную, чем даже садистские побуждения де Сангро, и поняла, что отсутствие какого-либо отклика с ее стороны приводит его в бешенство. Это было опасно; впрочем, опасностью могло обернуться любое ее действие – равно как и бездействие.

Хонор ждала, когда его ярость выплеснется наружу, но этого не произошло. Ее тревога усилилась, ибо она поняла, что внешне улыбчивый и невозмутимый Тиммонс упивается клокочущей в нем яростью. Злоба и жестокость были для него своего рода наркотиком, придававшим жизни особый вкус, а отказ от немедленного удовлетворения звериных инстинктов придавал его садизму оттенок утонченности, словно ожидание и предвкушение обещали сделать наслаждение еще более острым.

– Туда же направляется и куча ее приятелей, – продолжил он обманчиво веселым, непринужденным тоном. – Только они считаются военнопленными и будут размещены на палубе. А этой красотке придется париться внизу, в трюме. Жалко бедняжку до слез, верно?

Остальные снова загоготали, и Хонор задумалась, является ли это частью задуманного плана психологической обработки – либо же Тиммонс просто забавляется, красуясь перед своими подчиненными. Впрочем, с точки зрения практических последствий особой разницы для нее не было.

– А как вышло, что те ребята военные, а она вроде как нет? – полюбопытствовал охранник с капральским шевроном. – Форма-то на всех на них одинаковая.

– Форму, дурень ты этакий, всякий может напялить, – с видом безграничного терпения пояснил Тиммонс – Но согласно вот этим материалам… – он помахал электронным журналом, – наша с вами подопечная не просто враг народа, а убийца массы ни в чем не повинных мирных людей. Иными словами, она у нас уголовная преступница, а на уголовников, чтобы вы знали, Денебские соглашения не распространяются. Скажу проще, все эти дерьмовые статьи насчет «гуманности» и прочего вздора к нашему случаю отношения не имеют.

– Ага, стало быть, можно позабавиться, – ухмыльнулся капрал.

– Ну и шалун же ты, Хэйман, – отечески укорил его командир. – Разве так можно? Я поражен тем, что кто-то из моих подчиненных допустил мысль о вольном обращении с арестованной. Может, она и не военнопленная, но во всем должен быть порядок. Ясно?

– Так точно, сэр, – буркнул Хэйман. – Только что же нам теперь, любоваться на нее или как?

– Тут ведь какое дело, – рассудительно отозвался Тиммонс. – Может статься, что ей наскучит сидеть здесь одной-одинешенькой. Ну а если взрослые люди по доброму согласию сведут компанию…

Он пожал плечами, и Хонор едва не захлестнула волна его жестокого предвкушения.

– Но пока, – продолжил Тиммонс уже не столь игривым тоном, – надо будет подвергнуть ее предварительной обработке. Займешься этим ты, Бергрен. Держи.

Он вручил электронный блокнот приземистому, крепко сколоченному сержанту.

– Тут сказано, что у нее искусственный глаз, а ты знаешь, какие у нас правила насчет имплантантов. Кликнешь Уэйда, чтобы отключил его, а не получится, придется вызвать хирурга.

– Будет исполнено, сэр. А как насчет остального?

– Она уголовница, а не почетный гость, так что все остальное строго по регламенту. Полный обыск с просвечиванием, стрижка, гигиенический контроль – процедуру ты знаешь. И вот что, поскольку гражданка член Комитета хочет, чтобы она непременно дотянула до места назначения, нужно обеспечить постоянный пригляд на случай попытки самоубийства. Мне вообще кажется, – он одарил Хонор ослепительной улыбкой, – что нам следует проявить к ней особое внимание. Думаю, не помешает подвергать ее обыску, полному обыску, если ты меня понимаешь, всякий раз, когда будет открываться ее камера. Включая те случаи, когда ее будут кормить.

– Есть, сэр. Прямо сейчас этим и займусь, – заверил Бергрен и ухватил Хонор за ворот мундира. – Пошевеливайся, вошь камерная!

Поскольку ростом сержант значительно уступал Хонор, ей пришлось идти на полусогнутых. Это было унизительно, однако она знала, что худшее еще впереди.

– Минуточку, Бергрен, – окликнул его Тиммонс. Сержант повернулся лицом к командиру, развернув заодно и Хонор. Он не выпустил пленницу и не дал ей выпрямиться, а офицер, взяв пальцами за подбородок, резко поднял ее лицо вверх. И опять ему не удалось застать свою жертву врасплох: она мягко поддалась, и Тиммонс, рассчитывавший встретить и преодолеть бесполезную попытку сопротивления, снова испытал разочарование.