«В заключение», – говорит автор этих воспоминаний, – «я должен прибавить, что наконец в тюрьму назначили нового смотрителя. Старый вздорил с казначеем: они не могли миролюбиво поделить доходов от арестантского пайка и в заключение оба были прогнаны со службы. Новый смотритель не такой зверь, как его предшественник. Но я слышал, однако, что при нем арестанты еще больше голодают и что он нисколько не стесняется прогуливаться кулаком по их физиономиям». Вышеприведенный отрывок превосходно суммирует «тюремные реформы» в России. Одного изверга прогоняют со службы, но на его место сажают другого, иной раз еще худшего. Не заменой одного негодяя другим, а лишь путем коренной реформы всей системы может быть достигнуто какое-либо улучшение в этой области; к этому заключению пришла и специальная правительственная коммиссие, недавно рассматривавшая этот вопрос. Но конечно было бы величайшим самообманом думать, что возможны какие бы то ни было улучшение при существующей системе государственного управление. По меньшей мере, полдюжины правительственных коммиссий заседают для обсуждение вышеуказанных вопросов и все они пришли к заключению, что правительство должно решиться на очень крупные расходы, в противном же случае в наших тюрьмах будут господствовать старые порядки. Еще более чем в крупных расходах, наши тюрьмы нуждаются в честных и способных людях, но за такими людьми теперешнее русское правительство не гонится, хотя они существуют в России, и даже в немалом количестве. Я укажу, для примера, на одного такого честного человека, полковника Кононовича, коменданта Карийских промыслов. Не вовлекая казну в новые расходы, полковник Кононович ухитрился починить и привести в порядок старые полусгнившие тюремные здание, сделав их более или менее удобообитаемыми; располагая ничтожными средствами, он улучшил арестантскую пищу. Но было достаточно случайной похвалы путешественника, посетившего Карийскую ссыльную колонию, и такой же похвалы, в письме, перехваченном на пути из Сибири, чтобы сделать полковника Кононовича подозрительным в глазах нашего правительства. Он был немедленно уволен и его заместитель получил приказание возвратиться к старому суровому режиму. На политических преступников, пользовавшихся относительной свободой по отбытии ими сроков, были снова надеты кандалы, двое из них, однако, не захотели подчиниться этому варварскому распоряжению и предпочли покончить с собой. На Каре водворился желательный для правительства «порядок». Другой сибирский чиновник, генерал Педашенко, попал в немилость за то, что отказался утвердить смертный приговор, вынесенный военным судом политическому арестанту Щедрину. Щедрин обвинялся в том, что ударил офицера, оскорбившего двух его товарищей по заключению, Богомолец и Ковальскую.
Подобные явление в порядке вещей в России. Займетесь ли вы распространением образование, улучшением быта арестантов или какой-либо другой работой гуманитарного характера, вы неизменно вызовете неудовольствие и подозрение правительства, а в случае если вы окажетесь виновником, вам прикажут подать в отставку. Вблизи Петербурга имеется исправительная колоние для детей и подростков. Судьбе этих несчастных детей некий господин Герд (внук знаменитого шотландца, помогавшего Александру I в деле реформы наших тюрем) посвятил всю свою энергию. Он отдался этому делу всем сердцем и, по справедливости, мог быть назван вторым Песталоцци. Под его облагораживающим влиянием, испорченные маленькие воришки и другие дети, испорченные влиянием улицы и тюрьмы, становились людьми в лучшем смысле этого слова. Удаление мальчика из общих мастерских или высылка его из класса были самыми сериозными наказаниеми, практикуемыми в этой колонии; немудрено, что она вскоре сделалась образцовой. Но русское правительство не нуждается в людях, подобных Герду. Его уволили от занимаемого им места и колоние, которой он так гуманно управлял, превратилась в обычную русскую тюрьму, с обычной системой наказаний, до розг и карцера включительно.
Приведенные нами примеры в достаточной степени ясно указывают как на недостатки системы, так и на то, чего можно ожидать от наших властей. Воображать, что возможна какая либо реформа в наших тюрьмах, было бы явной нелепостью при данных условиях. Наши тюрьмы являются лишь отражением всей нашей жизни при теперешнем режиме; и они останутся такими до тех пор, пока наша правительственная система и вся наша жизнь не изменятся коренным образом. Тогда, и лишь тогда, «Россие сможет показать, что она в состоянии сделать;» но тогда, я надеюсь, мы найдем для борьбы с преступлениеми нечто получше так называемых «прекрасных тюрем.»
Глава III Петропавловская крепость