В русских и французских тюрьмах

Как известно, после взрыва в Зимнем Дворце, Лорис-Меликов был назначен на пост Министра Внутренних Дел и облечен почти диктаторской властью; фактически Александр II передал власть в его руки. Одним из первых шагов Лорис-Меликова было разрешение губернским земским и дворянским собранием свободно высказывать свои мнение. Они воспользовались этим разрешением, и одним из первых желаний, высказанных собраниеми, было желание уничтожение системы «административной ссылки». Петербургское дворянство было одним из первых, протестовавших против этой возмутительной системы и во время заседание 17 февраля 1881 года, оно вотировало резолюцию, в которой находило необходимым подать императору адрес с просьбой, чтобы закон, гарантирующий неприкосновенность личности каждого гражданина, не был нарушаем.

Во время обсуждение этой резолюции Е А. Шакеев прочел реферат о системе административной ссылки, в котором он, между прочим, говорил следующее:

«Обращаясь к русским законам, мы находим, что согласно им никакое наказание не может быть наложено без приговора суда… Казалось бы, что после обнародование закона 1864 года не может быть более речи о вмешательстве административных властей в функции властей юридических, и что наказание может быть лишь результатом приговора суда. Наказание без суда рассматривались государственным советом, как проявление произвола… Но, в последнее время наблюдается нечто новое. Права, даваемые каждому гражданину законом, сделались совершенно призрачными. Под предлогом очистки России от людей политически неблагонадежных, администрация начала прибегать к высылкам, сначала изредка, но в последние годы размеры высылок растут все более и более… В начале общество возмущалось подобными действиями администрации, но с течением времени оно привыкло к этим проявлением произвола, и внезапное исчезновение людей из недр их семейств перестало казаться чем-то необычайным».

«Преследование направлялись главным образом против молодых людей, юношей и девушек, в большинстве случаев еще не достигших совершеннолетия. Часто, лишь за знакомство, родство, или даже принадлежность к какому-нибудь учебному заведению, пользовавшемуся плохой репутацией в глазах администрации, за какое-нибудь выражение в письме, за хранение фотографии (какого-либо политического ссыльного) молодые люди попадали в ссылку… Оффициальный „Правительственный Вестник“ привел недавно цыфровые данные о лицах, сосланных таким образом (в Сибирь) лишь по приказанием администрации и цыфры эти указывают, что количество сосланных колеблется между 250-2500 душ каждый год; но если к этим цыфрам прибавить данные о лицах, ссылаемых таким же порядком во внутренние губернии Европейской России, причем о количестве таких лиц мы можем лишь догадываться, перед нами получится настоящая гекатомба человеческих существ».

Г. Шакеев закончил свою речь предложением подписать вышеупомянутое заявление. Его речь часто прерывалась криками: «браво!» «совершенно справедливо!» Председатель собрание, барон П. Л. Корф, поддержал предложение г. Шакеева, прибавив, в свою очередь, что оно имеет очень глубокое значение для всей России.

Собрание, «принимая во внимание, что система административной ссылки не оправдывается законом», подписало петицию, которая и была передана императору. Конечно, все осталось по старому. Единственным нововведением в этой области явилось назначение специального комитета, который периодически пересматривает все дела об административной ссылке и периодически набавляет по три и по пяти лет ссылки тем лицам, которых он находит опасными. Ссыльным, которым разрешено возвратиться в Россию, воспрещается жительство в каком-либо из больших городов, где они могли бы найти средства с существованию.

Приложение C (К стр. 163)

Бунт юношей, которых держали в исправительной колонии в Поркеролле, послужил к раскрытию того возмутительного режима, которому они подвергались. Факты, выясненные перед судом, указали, между прочим, что пища, которую им давали, была чрезвычайно скверного качества и кроме того выдавалась в недостаточном количестве, так что им приходилось постоянно голодать. Режим в колонии был поистине ужасен. Дама, собственница колонии, и надзиратели употребляли для наказаний «crapaudine» – средневековый инструмент для пыток.

Что же касается колонии в Метро, которую часто хотели представить, как образцовую, – из дебатов в французской палате депутатов (З1 марта 1887 года) оказалось, что обращение с детьми в этой колонии также отличалось чрезвычайной жестокостью. Факты, сделавшиеся известными вследствие вышеупомянутых дебатов, совершенно совпадают с теми сведениеми о варварском обращении в этой колонии, которые были сообщены мне частными лицами.