Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ

Легко себѣ представить положеніе этихъ ссыльныхъ, если мы вообразимъ студента, или дѣвушку изъ хорошей семьи или искусснаго рабочаго, привезенныхъ жандармами въ какой-нибудь городишко, насчитывающій всего сотню домовъ, жителями котораго являются нѣсколько десятковъ зырянскихъ и русскихъ охотниковъ, два-три торговца мѣхами, священникъ и исправникъ. Хлѣбъ страшно дорогъ; всякаго рода товары, вродѣ сахара, чая, свѣчей, продаются чуть ли не на вѣсъ золота; о какомъ-нибудь заработкѣ въ городишкѣ нечего и думать. Правительство выдаетъ такимъ ссыльнымъ отъ 4 до 8 руб. въ мѣсяцъ, причемъ выдача этой нищенской суммы прекращается, если ссыльный получитъ отъ родныхъ или друзей хотя бы самую ничтожную сумму денегъ, напр. 10 руб. въ теченіи года. Давать уроки — строго воспрещено, хотя бы даже дѣтямъ станового или исправника. Большинство ссыльныхъ изъ культурныхъ классовъ не знаютъ никакого ремесла. Найти же занятіе въ какой-нибудь конторѣ или частномъ предпріятіи, если таковыя находятся въ городишкѣ, совершенно невозможно.

«Мы боимся давать имъ занятія», — писалъ Енисейскій корреспондентъ «Русскаго Курьера», — «въ виду того, что мы сами можемъ за это попасть подъ надзоръ полиціи… Достаточно встрѣтиться съ административно-ссыльнымъ или обмѣняться съ нимъ нѣсколькими словами, чтобы, въ свою очередь, попасть въ число подозрительныхъ… Глава одной торговой фирмы заставилъ недавно своихъ приказчиковъ подписать условіе, въ которомъ они обязываются не заводить знакомства съ „политическими“ и даже не здороваться съ ними при случайной встрѣчѣ на улицѣ».

Болѣе того, въ 1880 г. намъ пришлось читать въ русскихъ газетахъ, что министръ финансовъ сдѣлалъ предложеніе «о разрѣшеніи уголовнымъ и политическимъ административно-ссыльнымъ заниматься всякаго рода ремеслами, съ разрѣшенія генералъ-губернатора, причемъ такое разрѣшеніе должно быть испрашиваемо въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ». Я не знаю, былъ ли этотъ планъ приведенъ въ исполненіе, но мнѣ извѣстно, что еще недавно занятіе почти всѣми видами ремесла воспрещалось административно-ссыльнымъ, не говоря уже о томъ, что во многихъ случаяхъ занятіе извѣстнаго рода ремеслами прямо-таки невозможно, въ виду того, что административно-ссыльнымъ воспрещается отлучка изъ города даже на нѣсколько часовъ. Послѣ всего вышесказаннаго нужно ли говорить объ ужасной невообразимой нищетѣ, въ которой приходится ссыльнымъ влачить жизнь? — «Безъ одежи, безъ сапоговъ, безъ какихъ-либо занятій, ютясь въ крохотныхъ нездоровыхъ избушкахъ, они въ большинствѣ случаевъ умираютъ отъ чахотки», — сообщалось въ «Голосѣ» (2 февраля, 1881 г.). «Наши административные ссыльные буквально голодаютъ. Нѣкоторые изъ нихъ, не имѣя квартиръ, устроились въ подпольѣ подъ колокольней», — писалъ другой корреспондентъ. «Административная ссылка, проще говоря, сводится къ убійству путемъ голоданія», — таково было мнѣніе русской прессы, когда она имѣла возможность высказаться по этому вопросу. «Это — приговоръ къ медленной, но вѣрной смерти», — писалъ по тому-же поводу «Голосъ».

И все-же нищета не является наиболѣе острымъ въ ряду бѣдствій, постигающихъ административно-ссыльнаго. Мѣстное начальство обращается съ ними самымъ возмутительнымъ образомъ. За помѣщеніе свѣдѣнія въ газетахъ объ ихъ положеніи ссыльные переводятся въ отдаленнѣйшія мѣста Восточной Сибири. Молодымъ дѣвушкамъ, сосланнымъ въ Каргополь, приходится принимать ночные визиты пьяныхъ мѣстныхъ властей, силою врывающихся въ ихъ комнаты подъ предлогомъ, что власти имѣютъ право посѣщать ссыльныхъ во всякое время дня и ночи. Въ другой мѣстности полицейскій чиновникъ требуетъ отъ политическихъ ссыльныхъ дѣвушекъ являться каждую недѣлю въ полицейскій участокъ для «освидѣтельствованія, совмѣстно съ проститутками», и т. д.; и т. д.[38].