В русском лесу

Я шел вразвалку впереди, наблюдая за дорогой, чтобы вовремя упредить какую ни на есть опасность. Дорога по деревне считается безопасной, но все одно надо быть бдительным, иначе не избежать потерь. Дорогу, по нынешним условиям жизни, надо выбирать с расчетливым умом, не то живо угодишь под трактор или под какую-нибудь другую машину, которые снуют с грохотом и лязгом то туда, то в обратном направлении. Возглавляя семейство, я обычно стараюсь держаться подальше от каких бы то ни было машин, если даже они без движения стоят на месте. И сейчас, завидев на резиновых колесах трактор, который стоял на обочине, я поскорей свернул в проулок. Колесный трактор, я знал, принадлежит колхозному трактористу Ваське и его помощнику Гришке, удалым ребятам. Я боюсь их удальства. В прошлом году трактористы, находясь в нетрезвом состоянии, наехали, не разбирая дороги, на мое семейство, и в пыли остались бездыханными лежать три гусенка...

Возглавляя ход гусиного косяка, я, по своей врожденной привычке, размышлял про себя. Я думал о гусиной жизни. Нынешняя гусиная жизнь, думал я, нелегкая, ни в какое сравнение она не идет с ранешной. Чего было раньше гусям не нагуливать жира и пуха! По рассказам старых гусаков, раньше в распоряжении гусей деревни была выделена обширная луговина между деревней и речкой Шегаркой, а также и сама Шегарка. На луговине съедобной травы полно, ее можно было с передышками щипать целый день. Набив травкой зоб, можно было пройти к речке и поплавать в воде, поискать на дне мелких ракушек и полакомиться сладкими стеблями водорослей и кислыми корешками. Ныне питательная луговина перепахана и на ней посеян овес. Конечно, молодой овес — тоже превосходная еда, но пастись на овсяном поле тем не менее опасно, так как овсище посыпано химическими удобрениями, — попадая в зоб даже в малых дозах, химикаты вызывают отраву и опасное заболевание глаз, отчего можно потерять зрение. Я не хочу такой беды ни для себя, ни для моих жен, ни для молодняка и потому проявляю крайнюю осторожность.

Что до речки Шегарки, летнего гусиного приволья в прошлом, то и на ней гусям пастись стало совсем опасно. Вода в реке отравлена стоками с коровьей фермы, — напившись шегарской воды, гуси страдают запорами и острой головной болью. Ни луга, ни реки, — гусям приходится кормиться на Ближнем озере, оно тесно, бедно кормами, с Ближнего птица обычно возвращается с полупустым зобом.

Трудновато живется нам, гусям. Приходится много думать, как просуществовать, и ловко изворачиваться, иначе не уцелеешь. Есть в окрестьях одно хорошее пастбище — озеро Байкальское, но ходить туда далековато. Однако, как говорится, хочешь жить — крутись: paди благополучия семейного, сытости и нагула что большие расстояния и дорожные опасности! С трудностями надо не только мириться, но и мужественно их преодолевать...

Деревню мы прошли без особых приключений, если не считать встречи с бездомной собачкой, которая живет в лопухах вместе со своими маленькими щенками, по кличке Лада. Я с весны знаю эту собачку. Одно время она жила у нас во дворе, ее привез хозяин-шофер, найдя где-то на дороге. Хозяйке же нашей Лада не пришлась по нраву, и она ее прогнала с криком, и теперь Лада числится бездомной и проживает в лопухах. Я по натуре и природе — гусь добрый, мне, само собой разумеется, жаль собачки, и уж, во всяком случае, я не хотел бы заводить с ней распри. Однако Лада, оберегая свое потомство, когда мы всем косяком проходили мимо, неосторожно оскалила зубы на одного из моих детишек. И я, долго не раздумывая, тотчас вступился. Я низко и длинно возле самой земли вытянул свою шею и зашипел с угрозой, норовя клюнуть Ладу в хребтину. Но этого мне не пришлось сделать: собачка, насмерть перепугавшись, опрокинулась на спину и в знак покорности подняла кверху кривые, в шерсти, лапки.

Мы всем косяком медленно вышли за деревню и вплотную приблизились к овсяному полю, которое нужно было преодолеть. Я пропустил своих жен и детей впереди себя и загоготал громко так, чтобы все услышали.

— Эй, дети и жены, — громко крикнул я, — сейчас мы пойдем по овсу. Не так давно овсяное поле посыпалось сверху специальной отравой, которая уничтожает сорняки. Сорняки погибли, но и земля и все, что в земле, заражено надолго. Предупреждаю: ничего не клевать, когда мы пойдем по овсяному полю. Если же кто осмелится нарушить это мое распоряжение и склюнет хоть одного червяка или былинку, я тому продолблю клювом голову!..

Угроза возымела действие, гусята, робко попискивая, вели себя послушно и старались держаться возле своих матерей. Ни один из них не склонился клювом к земле, чтобы проглотить хоть былинку.