В. С. Печерин: Эмигрант на все времена

Сестра Нолан хорошо знала не только ирландскую сторону жизни Печерина, но и многие факты его русского прошлого. Она прекрасно представляла себе его артистическую натуру, его способность приспосабливаться к любому окружению и продолжать двойную жизнь, в равной степени иллюзорную. Она провела меня в старое здание больницы, мало изменившееся за столетие. К старому зданию больницы Богоматери пристроено несколько современных корпусов, по коридорам проходят больные, посетители, врачи и сестры милосердия. Кажется, Печерин имел в виду именно это, когда писал: «Со временем, постепенно, жизнь сделается легче, удобнее, будет менее неприятных столкновений, удобства жизни распространятся постепенно на все классы общества, а далее этого я ничего не ожидаю» (РО: 310).

Старое Гласневинское кладбище

Старая могила В. С. Печерина

Новое кладбище Динсгрейндж

Новая могила B.C. Печерина

Послесловие

Рукопись этой книги сдавалась в редакцию в дни, когда умирал папа Иоанн Павел II. Прошло 120 лет между смертью двух стариков – русского католика Печерина и поляка Карола Войтылы, ставшего папой римским. Наверное, смотреть на события сегодняшнего дня глазами персонажа, которому посвящены были годы работы, для исследователя естественно. Что же увидел и узнал бы В. С. Печерин в эти дни? Прежде всего думаешь об изумлении, которое он испытал бы, просто глядя на телевизионный экран, к тому же понимая, что все этапы медленного умирания папы наблюдают и обсуждают одновременно миллионы людей во всем мире. Как он отнесся бы к достижениям технической и информационной революции? Восхитили бы они его, как действие электрической машины, которое он изучал в своей «задней гостиной» на Доминик-стрит, убедился бы он в том, что только «химией, механикой, технологией, железными дорогами» можно улучшить положение масс, или на него навело бы ужас «тиранство материальной цивилизации», от которого, как он когда-то предсказывал, «нельзя найти убежища»? И то, и другое его представление о будущем в какой-то степени подтвердилось.

Он узнал бы, что папой римским стал славянин, поляк, которого считают вдохновителем антикоммунистического сопротивления, за что одни его прославляют, а другие проклинают. Что своим нравственным влиянием папа римский помог осуществлению мечты поляков о национальной независимости. Независимость Польши Печерин поддерживал всегда – и как противник николаевской политики, и как католик. Но что бы для него значило понятие «антикоммунистическое сопротивление»? Мог ли бы он предположить, что его имя будет почитаться противниками коммунизма? Прошедшее столетие изменило представления о свободолюбии и деспотизме, внесло путаницу в понятия «левый» и «правый». В 1871 году, используя герценовскую метафору, Печерин писал:[84]

Все мои мысли, все сочувствия на противоположном берегу с передовыми людьми обоих полушарий; а в действительной жизни я остаюсь по сю сторону с живым сознанием, что принадлежу к презренной и ненавистной касте тех людей, коих еще древние римляне называли inimici generis humani [враги рода человеческого – лет. ], и что черты, свойственные духовенству, неистребимы, т. е. это каторжное клеймо остается неизгладимым на вечные веки веков (РО: 235).

Мог ли он представить себе, что «передовые люди обоих полушарий» поддерживали в XX веке режимы, повлекшие за собой «торжество смерти», угаданное игрой юношеской фантазии в давно забытой романтической поэме? Поверил ли бы он призывам католической церкви к религиозной терпимости или счел бы их вынужденной уступкой секуляризму, единственному гаранту свободы вероисповедания в разгоревшихся в XXI веке религиозных войнах? В годы торжествующего атеизма в обращении Печерина в католичество видели шаг к свободе совести, к свободе религиозной мысли. Такой же освобождающий смысл может иметь его отход от религии. В словах Печерина о «врагах рода человеческого» заключен протест против удушения свободной мысли, когда церковь своим авторитетом поддерживает все виды обскурантизма или становится политическим символом национального государства.