В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

На Марту Милдред тоже произвела хорошее впечатление. «Меня мгновенно потянуло к ней», – писала она[179]. Сочетание внутренней силы и внешней хрупкости придавало Милдред особую привлекательность: «Она не спешила говорить и высказывать свое мнение, она молча слушала, ее большие серо-голубые глаза смотрели серьезно и вдумчиво ‹…› взвешивая, оценивая, стараясь понять».

•••

Советник Гордон усадил Марту в машину молодого секретаря посольства, ответственного за протокол, который должен был отвезти ее в отель, где Додды планировали жить, пока не снимут подходящий дом. Ее родители вместе с Гордоном, Мессерсмитом и его супругой поехали на другой машине. Автомобиль, в котором ехала Марта, двинулся на юг – по мосту через Шпрее и затем в центр города.

Длинные прямые бульвары напоминали аккуратную сетку чикагских улиц, но на этом сходство кончалось[180]. В отличие от леса небоскребов, через который Марта, когда жила в Чикаго, в последнее время по будням шла на работу, большинство зданий были невысокими (как правило, пятиэтажными), что делало город приземистым, а городской пейзаж – плоским. Большинство домов выглядели очень старыми; с ними резко контрастировали новые строения со стеклянными стенами, плоскими крышами и изогнутыми фасадами. Это были творения Вальтера Гропиуса, Бруно Таута и Эриха Мендельсона[181]. Нацисты сурово осуждали такую архитектуру как декадентскую, коммунистическую и (разумеется) еврейскую. Город так и кипел красками и энергией. Повсюду разъезжали двухэтажные омнибусы, городские поезда, ярко раскрашенные трамваи со штангами-токоприемниками, то и дело рассыпающими сверкающие голубые искры. С басовитым шорохом проезжали приземистые автомобили, в основном черные, хотя встречались и красные, и кремовые, и синие. Многие автомобили были незнакомых Марте марок: восхитительные «опели» модели 4/16 PS, «хорьхи» с угрожающим украшением в виде вложенной в лук стрелы на капоте, вездесущие «мерседесы» – черные, с низкой посадкой и хромированными деталями. Энергичный ритм большого города задавала одна из его главных торговых улиц, Курфюрстендамм, которая на самого Йозефа Геббельса произвела такое впечатление, что он даже посвятил ей эссе, в котором, правда, отнюдь ею не восхищался и называл «нарывом на теле города». «Звенят трамваи, гудят и лязгают автобусы, под завязку набитые людьми; такси и изысканные частные авто с тихим гулом катят по асфальту, гладкому как стекло, – писал Геббельс. – Проплывают удушливые облака духов. С лиц модниц, искусно накрашенных и похожих на пастельные портреты, не сходят блудливые улыбки. Там и сям горделиво расхаживают так называемые мужчины, сверкая моноклями и настоящими и поддельными драгоценностями». Берлин, продолжал он, – это «каменная пустыня», полная греха и разврата, по которой люди «радостно бредут к своим могилам»[182].

По дороге сотрудник протокольной службы указывал Марте на разные достопримечательности. Та задавала бесчисленные вопросы, не отдавая себе отчета в том, что испытывает терпение молодого дипломата. В начале пути они выехали на просторную площадь, на которой высилось колоссальное строение из силезского песчаника с шестидесятиметровыми башнями по углам. В одном из знаменитых путеводителей Карла Бедекера такие здания относили к «цветистому стилю итальянского Возрождения». Это было здание рейхстага (Reichstagsgebäude), в котором заседал немецкий парламент, пока, за четыре месяца до приезда Доддов, здание не подожгли. По обвинению в поджоге арестовали бывшего коммуниста, молодого голландца Маринуса ван дер Люббе и четверых других подозреваемых, которых объявили его сообщниками. Впрочем, ходили слухи, что Рейхстаг подожгли сами нацисты, чтобы внушить людям страх перед большевистским восстанием и тем самым заручиться поддержкой таких мер, как приостановка действия гражданских свобод и разгром Коммунистической партии Германии. О предстоящем судебном процессе говорил весь Берлин.

Но Марта смотрела на исполинское строение и недоумевала. Хотя она читала в газетах о поджоге, здание выглядело целым и невредимым. Башни не рухнули, на фасадах не было видно никаких повреждений.

– А я-то думала, все сгорело дотла! – воскликнула она, когда автомобиль проезжал мимо здания. – Похоже, Рейхстаг в полном порядке. Расскажите мне, что случилось[183].

После еще нескольких подобных проявлений интереса к происходящему (Марта позже и сама признавалась, что вела себя неблагоразумно) сотрудник протокольной службы наклонился к ней и прошипел:

– Тс-с! Юная леди, вы должны научиться вести себя так, чтобы вас было видно, но не слышно. Вы не должны столько говорить, задавать так много вопросов. Вы не в Америке, здесь нельзя говорить все, что думаешь[184].

Марта замолчала и до конца поездки не проронила больше ни слова.

•••

Наконец они добрались до отеля «Эспланада», расположенного на очаровательной тенистой улице Бельвюштрассе. Марте и ее родителям показали номера, заказанные лично Мессерсмитом.

Додд пришел в ужас. Марта была в восторге.