В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

Название речи было вполне невинное – «Экономический национализм». Напомнив о взлете и падении Цезаря, о некоторых эпизодах французской, английской и американской истории, Додд хотел предостеречь слушателей, показав опасность «деспотического, представляющего лишь интересы меньшинства» правительства. При этом он не говорил прямо о современной Германии. Дипломат традиционной школы не стал бы вести себя подобным образом, но Додд считал, что всего лишь решает задачи, которые поставил ему Рузвельт. Позже, оправдываясь, он писал: «В разговоре со мной президент подчеркивал: он желает, чтобы я служил, действуя как носитель американских идеалов и философии, и при случае открыто высказывался о них»[461].

Додд выступал в банкетном зале отеля «Адлон» перед большой аудиторией. В числе слушателей были видные правительственные чиновники, в том числе президент Рейхсбанка Ялмар Шахт, а также два высокопоставленных сотрудника геббельсовского министерства пропаганды. Додд знал, что ступает на очень опасную почву. В зале также присутствовало множество иностранных журналистов, и он понимал, что его речь будет широко освещаться в Германии, США и Великобритании.

Едва начав читать подготовленный текст, Додд почувствовал молчаливое одобрение зала. Начал он так: «Во времена великих потрясений люди часто бывают готовы отказаться от многих традиционных инструментов правления и слишком далеко продвинуться по пути, еще не нанесенному на карты. Это всегда приводило к реакции, а порой – к катастрофам». Посол обратился к далекому прошлому. Это было что-то вроде мысленного путешествия во времени, полное намеков на современность. Первыми остановками на пути стали примеры народного лидера Тиберия Гракха и Юлия Цезаря. «Малообразованные государственные мужи нашего времени яростно отвергают идеалы первого Гракха и думают, что найдут спасение для своих собратьев, терзаемых бедами, в капризах человека, ставшего легкой мишенью нехитрых уловок развратной Клеопатры». Но такие деятели, по его словам, забывают, что «Цезари преуспевали недолго, их политика не прошла проверку временем»[462].

Додд указал на аналогичные эпизоды английской и французской истории, приведя в пример Жан-Батиста Кольбера, всесильного министра финансов при Людовике XIV. Прозрачно намекая на отношения Гитлера с Гинденбургом, он рассказал о последствиях предоставления Кольберу «деспотических полномочий»: «Он лишал собственности сотни великих семейств “новых богачей”, передавая их имущество в королевскую казну, отправлял тысячи людей на смерть за то, что они сопротивлялись. ‹…› Непокорных землевладельцев-аристократов повсюду преследовали, парламентам[463] запрещали собираться». Автократическое правление продержалось во Франции до 1789 г., когда началась Великая французская революция и самодержавие «с грохотом» рухнуло. «Государства, которыми правят верхи, терпят крах столь же часто, как и государства, которыми правят низы, и каждая великая катастрофа оборачивается печальными последствиями для общества, гибелью тысяч и миллионов невинных людей. Почему бы государственным деятелям не заняться изучением прошлого, чтобы избежать подобных катастроф?»

Прибегнув еще к нескольким аллюзиям, посол подошел к финалу выступления: «В заключение можно с уверенностью сказать: для государственных деятелей нет никакого греха в том, чтобы в достаточной мере изучить историю и понять, что всякое правление, основанное на власти искателей привилегий, неизменно заканчивается катастрофой». Если же политики «не будут учиться на ошибках прошлого», сказал Додд, их страна окажется на пути «к новой войне, к хаосу».

Последовали «бурные», как Додд писал в дневнике, аплодисменты. Сообщая об этом в письме Рузвельту, посол отметил, что ему «рукоплескал» даже Шахт; аплодировали, писал Додд, и «все остальные присутствовавшие немцы; мне никогда не доводилось получать такое единодушное одобрение»[464]. Госсекретарю Халлу посол докладывал: «Когда все закончилось, почти все сидевшие в зале немцы выразили одобрение; казалось, они думали: “Вы сейчас высказали то, о чем нам говорить запрещено, ведь нас лишили этого права”»[465]. Один из руководителей «Дойче банка» позвонил послу, чтобы лично выразить согласие с его позицией. Он сказал: «Безмолвствующая, но встревоженная Германия, особенно деловая и университетская общественность, всецело с вами и весьма признательна вам за то, что вы здесь, и можете сказать то, чего не можем сказать мы»[466].

Слушатели явно поняли истинный смысл речи Додда. Вскоре после этого выступления Белла Фромм, ведущая колонку светской хроники в Die Vossische Zeitung (журналистка быстро вошла в круг друзей Доддов), признавалась послу: «Меня порадовали все эти мило замаскированные намеки, направленные против Гитлера и гитлеризма»[467].