В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине

Свое послание Додд завершал так: «Едва ли нужно напоминать вам о том, что я надеюсь: все это останется между нами».

Додд очень надеялся, что Филлипс сохранит конфиденциальность. Он, видимо, не знал, что Филлипс и Мессерсмит регулярно обмениваются посланиями вне потока официальных сообщений. Отвечая Додду в конце ноября, Филлипс по обыкновению сдобрил послание щепоткой иронии. Казалось, он соглашался с Доддом, можно было подумать, что он проявляет сочувствие и хочет успокоить посла. Но в шутливом тоне письма ощущалось некоторое пренебрежение. «Письма и депеши вашего генерального консула, – писал Филлипс, – содержат множество интересных сведений, но они действительно могли бы быть вдвое короче, как вы и указываете. Желаю успехов в борьбе за краткость! Надеюсь, вы станете локомотивом этой столь необходимой реформы»[515].

•••

29 октября, в воскресенье, около полудня, идя по Тиргартенштрассе в отель «Эспланада», Додд увидел приближающуюся навстречу длинную колонну штурмовиков в знакомых коричневых рубашках[516]. Прохожие останавливались, вскидывая руку в нацистском приветствии.

Додд повернул назад и зашел в парк.

Глава 22 Свидетель в сапогах для верховой езды

Сильно похолодало. День становился короче, северные сумерки наступали заметно раньше. Дул ветер, лил дождь, город окутывал туман. По данным метеостанции близ аэропорта Темпельхоф, в ноябре 14 дней из 30 были туманными. В такую погоду библиотека в доме 27А по Тиргартенштрассе выглядела особенно уютно. В отблесках пламени корешки книг и обтянутые шелком стены отливали янтарем. В конце особенно хмурой, дождливой и ветреной недели, 4 ноября, в субботу, Марта отправилась в здание рейхстага. Там, в импровизированном зале суда, должно было состояться заседание по громкому делу о поджоге здания. У Марты был билет, добытый Рудольфом Дильсом.

Здание было оцеплено полицейскими, вооруженными карабинами и шашками. По выражению одного из наблюдателей, стражей порядка была «пропасть». Входивших в здание останавливали для проверки документов. Иностранные корреспонденты (82 человека) заполнили галерею для прессы, расположенную в задней части зала. Пятеро судей под председательством Вильгельма Бюнгера были облачены в алые мантии. В зале там и сям можно было заметить мужчин в черной форме СС и коричневой форме СА. Присутствовали и рядовые граждане, и правительственные чиновники и дипломаты. Марта с удивлением узнала, что билет дает ей право сидеть не просто в партере, а в первых рядах, среди самых важных особ. «Я вошла в зал, и у меня перехватило дыхание и заколотилось сердце, потому что меня усадили слишком близко к первому ряду», – вспоминала она[517].

В тот день слушания должны были начаться в четверть десятого утра, но главный свидетель, Герман Геринг, опаздывал. Атмосфера в зале была очень напряженной, вероятно впервые после того, как в сентябре начали заслушивать показания свидетелей. Предполагалось, что процесс будет коротким и позволит нацистам продемонстрировать всему миру зло, которое несет в себе коммунизм, и опровергнуть широко распространенное мнение, что пожар устроили они сами. Однако, несмотря на то что председатель суда явно поддерживал обвинение, все происходило как в настоящем суде. Обе стороны представили множество свидетельств в свою пользу. Правительство надеялось доказать, что участвовали в поджоге все пятеро обвиняемых, несмотря на признание Маринуса ван дер Люббе, что он действовал в одиночку. Прокуроры привлекали бесчисленных экспертов, стремясь доказать, что от пожара пострадала бóльшая часть здания (огонь вспыхнул одновременно в нескольких помещениях) и поэтому поджог не мог быть делом рук одного человека. Тем не менее (по мнению Фрица Тобиаса, автора фундаментального труда об этом пожаре и его последствиях) процесс, обещавший быть чрезвычайно увлекательным и разоблачительным, оказался «скучным до зевоты»[518].

Теперь скучно не было.

В любой момент мог появиться Геринг. Он славился своей несдержанностью и обыкновением без обиняков высказывать свое мнение, а также пристрастием к броской одежде. Этот человек всегда стремился быть в центре внимания, и предполагалось, что он оживит процесс. В зале слышался характерный шорох: собравшиеся, одетые в фланелевые костюмы и мохер, то и дело оборачивались к входу.

Прошло полчаса, а Геринга все не было. Не было видно и Дильса.

Чтобы чем-то себя занять, Марта принялась разглядывать обвиняемых. В их числе был коммунист Эрнст Торглер, который до назначения Гитлера канцлером был депутатом рейхстага. Он был бледен и выглядел усталым. Рядом с ним сидели трое болгарских коммунистов – Георгий Димитров, Симон Попов[519] и Васил Танев. Они показались Марте «жилистыми, крепкими, спокойными» людьми[520]. Главный обвиняемый, ван дер Люббе, по мнению Марты, был «одним из самых страшных созданий в обличье человека», каких она «когда-либо видела; огромного роста, неуклюжий, с полузвериным лицом и телом, он был настолько уродлив, что на него трудно было смотреть».