Лили посмотрела мне в глаза, в которых стояли злые слезы. Я застыл, чувствуя невероятную пустоту внутри и нарастающий ужас.
– Ну как, история, Майкл? Ты уже втянулся? Это хотел услышать? Такую правду?
– Прости… – выдавил я, просто не зная, что еще сказать. Лили отмахнулась от меня, как от мошки.
– Сначала было больно, противно и страшно. Потом нет. Я привыкла. Просто у меня не было другого выбора. Или жить так, как я живу, или идти на улицу и ложиться под любого, кто сильнее. За хлеб, за работу, или просто так, чтобы не быть одной. Аркадий любил повторять, что мне повезло, что я особенная, способная. Если бы не музыка, которой мне не запрещали заниматься, а наоборот, поощряли, я бы сошла с ума. А в пятнадцать я впервые увидела Алана Гетти. Он приехал к нам в интернат с конфетами и подарками. Такой щедрый, улыбчивый, красивый. Высокий, модный, от него вкусно пахло, и он просто был крутой. Да, он показался мне красивым и добрым. Ласково мне улыбался. Но забрал не меня. Парня из выпускного класса. Аркадий сказал, что теперь этот парень будет жить в Америке и учиться в престижном университете. Мы с Дашкой даже завидовали. Дуры малолетние. А потом случилось ужасное. Дашка заболела. И не какое-то, уже привычное воспаление легких, а лейкоз! При ее-то здоровье. Это был приговор. Для нас. Помню, как мы обе плакали после первой процедуры химии. Ее тогда тошнило, но она еще не поняла.... А потом выпали волосы, кожа покрылась язвами, стали крошиться зубы. Она почти не вставала, а я ничем не могла помочь.
– Анастасия… – позвал я ее, пытаясь вырвать из страшных воспоминаний. Назвать чужим именем язык не повернулся. Тело девушки мелко сотрясалось, и я всерьез боялся нервного срыва.
– Все в порядке. Все уже пройдено. Просто вспоминать тяжело. Каждый раз тяжело. И легче не станет, – она покачала головой. – Нам повезло. В первый раз в жизни. После третьей химии у Даши началась ремиссия. Стало легче. Волосы начали отрастать, кожа восстановилась, она начала нормально питаться. Мы радовались и строили планы. Выпускной класс, все-таки. К тому времени Аркадий ко мне охладел, но все равно охранял меня от особо настойчивых ребят. Я воспринимала подобное заступничество, как своего рода благодарность за оказанные услуги. А потом последовал еще один удар судьбы. Мы с Дашей гуляли, когда у нее внезапно потекла кровь из носа. Она упала в обморок, и ее увезли на скорой. А потом были недели в реанимации, прогноз неутешительный. Лейкоз вернулся. И теперь, чтобы выжить, Даше нужна была операция по пересадке костного мозга. Такие делали … и делают в Германии и Израиле. За огромные деньги, которых, конечно, у девочек-сирот не было. И я просто молилась. И надеялась на чудо.
Но чудес не бывает. Аркадий нашел меня в больнице, когда я сама была на грани. И сказал, что может мне помочь, но я должна уехать ненадолго. На пару месяцев. В Америку. И напомнил, про того мужчину иностранца, который приезжал и так всем понравился. Сказал, что Алан Гетти заплатит за операцию и все, что понадобится Даше для полного выздоровления. Я лишь должна выполнит все его пожелания. Знаешь, Майкл, тогда я совсем не думала, что может сделать со мной Алан. Будет ли это только он или еще сто человек. Мне было наплевать. Абсолютно. Я просто хотела сохранить жизнь своей сестре. Любыми средствами. А что до моего тела, боли и насилия? Чего я не видела? Чего стоил мой добрый учитель Аркадий. Я согласилась и через месяц вылетела в сопровождении Аркадия. Формально я должна была участвовать в конкурсе пианистов. А оказалась в торте. В качестве подарка для тебя, – Лили повернулась и посмотрела мне в глаза. Но не с ненавистью, хотя я ожидал именно ее. А задумчиво, изучающе. А мне впервые в жизни хотелось плакать. Хотелось обнять ее и просто держать, ничего не говорить, разве могут какие-то слова исправить или выразить все, что я чувствовал в этот момент. Мое сердце разрывалось, а я сам не мог дышать. Я был так виноват перед ней. Я предал ее.
– Неужели ты ничего не знал? Совсем ничего? – спросила она тихо, глядя на меня огромными глазами цвета чистой зелени. Я просто качнул головой, не в силах говорить. Боль внутри была такой сильной, что я даже глотать не мог. Боль от стыда, от ненависти к Алану, Аркадию, самому себе....
– Я никогда бы не сделал того, что сделал, – шепотом выдохнул я, когда она отвела глаза, позволив мне дышать. – Я даже не помню, как в первый раз…
– Не надо, – она в защитном жесте обхватила ладонями голову, не желая слушать. – Не говори ничего. Все уже случилось. Не исправишь. Я ненавижу тебя не за это. В твоем доме мне не было плохо. С тобой – не было. Как ни странно, ты единственный, кто не принуждал меня, ничего не просил взамен за ласку и подарки. Но ты тот, кто ты есть. Игрушка надоела тебе, и ты вернул ее настоящему хозяину.
– Я не делал этого! – резко вскочив, я рывком поднял Лили на ноги, заставив посмотреть на меня. – Я клянусь, что не просил Алана забрать тебя. Я даже не знал, что ты у него.