В самое сердце

— Это… правда? — глухо произнесла Калашникова. Она до сих пор смотрела вниз, стояла с опущенной головой.

— Насть, я…

— Просто скажи: да или нет, — почти шепотом говорила девчонка.

— Послушай…

— Да или нет? — вновь спросила Калашникова. Ярослав сглотнул. В эту секунду он проклинал себя, Тему, учительницу по-китайскому, и, наверное, весь мир. Потому что ответить отрицательно не мог, а если скажет «да» … то и подумать страшно.

— Значит, все-таки правда? — голос у Настены дрогнул. И сама она все дрожала. Ярик видел, как трясутся ее руки, как поднимается и опускается грудь от быстрых вздохов. В ее голове и мыслях, вероятно, сейчас он был сволочью. Что уж там, Ярослав и сам себя таким ощущал. Раньше как-то не думал, но вот смотря на Настю, на ранимую и хрупкую Настю… Разве не сволочь он.

— Мои чувства к тебе настоящие, — только и смог выдавить Ярик. И это было чистой правдой. Он любил Калашникову, так как никого до этого.

— Насть, послушай, пожалуйста. Да, мои намерения сперва были… скотскими. Но потом все изменилось. Я изменился, ты… ты… мне просто хотелось быть с тобой. Прости меня. А очень тебя л… — он хотел сказать «люблю». Хотя откладывал эту фразу для боя курантов, чтобы она навсегда запомнила волшебный момент его первого признания в любви. Но готов был сказать и сейчас. Однако Калашникова не дала, перебила.

— Коля был прав.

— В смысле? Насть, посмотри на меня, прошу! Я здесь, я с головы до ног твой. Все что было, это… это было в прошлом. Милая, — он вновь потянулся к любимой, но Калашникова запротивилась к прикосновениям.

— Ты сблизился со мной, потому что хотел… выучить китайский. А плата? В чем был скрытый смысл, Ярослав? — Настена вдруг подняла голову. Ее глаза блестели от слез, которые она едва сдерживала.

— Никакого скрытого смысла. Послушай, я был в затруднительном положении. Не знал, что делать. И мы… мы с Темой искали выход. Он спрашивал через знакомых, сможешь ли ты помочь, но они сказали, не сможешь. — Слова царапали горло, и казалось, звучат фальшиво, хоть и были искренними.

— А если бы я не предложила заниматься? Что тогда? — это был тот самый вопрос, которого Ярослав больше всего боялся. Он переступил с ноги на ногу, сделал глубокий вдох и перевел взгляд.

— Неважно, тогда я как-то выкрутился бы сам. — Ветров не мог нормально дышать, а взгляд Калашниковой был настолько проницательным, что грудь обдало огнем. В глазах возникло жжение, из-за которого пришлось пару раз моргнуть.

— Врешь, — словно почувствовала Настя. И фраза эта поразила хуже любой отравленной стрелы. Ведь он отчасти врал.

— Насть, какая разница? Мои чувства сейчас к тебе другие. Пойми, — он ударил себя в грудь.

— Почему ты так хотел моего отъезда?

— Что?

— Почему ты так хотел моего отъезда в Китай? — повторила дрожащим голосом Калашникова. Ветров не сразу понял, к чему она клонит. Ведь хотел он из лучших побуждений, но теперь все это выворачивается в какое-то лютое дерьмо. Будто бы так он мог закончить их отношения, избавиться от Насти, как от ненужной вещи.

— Нет! Нет, клянусь! Выброси эти глупости из головы. — Воскликнул Ярик.

— Я не верю тебе, — губы девчонки поджались, и с глаз покатилась маленькая слезинка.

А дальше начался ад. Ярослав пытался коснуться щек Насти, пытался как-то вразумить, что его слова искренние. Но она не слушала, рыпалась, металась, отталкивала.

— Настен, я л… — опять хотел он признаться в том, что давно поселилось в его сердце.

— Отойди, я хочу домой.

— Клянусь, я не вру! Я л… — в третий раз попытался Ветров.

— Отпусти меня, отпусти! Не унижай еще больше, — прошептала Калашникова.

Руки Ярика вдруг упали, словно безжизненные палки. Настена казалось, таяла, подобно снежинке, упавшей на теплую ладонь. И такая безысходность накатила, такая безнадега. Все слова в миг растерялись, да и что они могли? Что может исправить глупое слово, когда у человека на сердце надлом.

Выходит, своими попытками он унижает ее. Заставляет страдать. А эти слезы на щеках, они ранили Ветрова. Оставляли порезы в груди. Она плачет из-за него. Ей плохо из-за него. Ее душа ноет из-за него.

Ярослав просто не знал, что должен делать. Поэтому отступил. В конце концов, нужен день или два, для осознания и принятия колючего прошлого. Он подумал, возможно, для Насти будет лучше сейчас, в самом деле, уйти. Пусть успокоится. А завтра он придет к ней, и они снова поговорят. Обсудят. И если придется, Ярик на колени встанет, будет умолять простить. Ведь любит, ведь сердце свое отдал в ее руки.

— Давай я хотя бы вызову тебе такси? — спросил Ветров.

— Не надо, — холодно отрезала Калашникова. Затем развернулась и побежала вниз по лестнице. Ее тень отдалялась дальше и дальше, будто медленно исчезала в бесконечной бездне. Сердце сжалось, изливаясь от собственной ничтожности. И вдруг где-то на затворках разума промелькнула острая, убивающая фраза, что он больше никогда ее не увидит.

Глава 22