Азамат усаживает на следующую подошедшую лошадь матушку, которая ворчит, что и сама бы прекрасно справилась, остальные без труда устраиваются сами.
Старейшина Ойраг едет впереди, показывая путь. Мы выезжаем из проулка на широкую улицу, где нас мгновенно оглушают приветственные крики и осыпают фонтаны блесток и ярких платков. Алэк пугается и принимается вопить, но его заглушает праздничный оркестр. Мне и самой хочется завернуться в пеленку и поорать, но надо улыбаться и махать рукой. Улица кажется бесконечной, а люди так и бросаются под копыта. Впрочем, лошади и правда спокойные – прут себе, не обращая внимания ни на какие препятствия. Надо думать, конь, который позволяет себя так разрядить, уже познал Дао и впал в нирвану.
Улица все-таки кончается – в ее торце стоит огромный дом, круглый, как многие муданжские дома, и украшенный барельефами со всякими символами Императора – мечами, коронами, луками, конями, звездолетами и странными доисторическими деревьями. Перед нами гигантская деревянная дверь неприступного вида. Старейшина Ойраг разворачивает своего коня прямо у нее, включает на ухе гарнитуру и объявляет – звук его голоса разносится над городом из динамиков со всех сторон:
– Счастливы будьте, жители Долхота, ибо сам Император Муданга Азамат Байч-Харах прибыл со свитою, дабы возродить старинные традиции и заново открыть Музей Императорской семьи!
– Танн! – вдаривает народ.
– Не будем же откладывать сей исторический момент! – призывает Ойраг.
– Танн!!! – соглашается народ.
Старейшина жестом предлагает нам спешиться, и тут же какие-то амбалистые ребята уводят лошадей в сторону, чтобы не закрывали вид. Маму и меня аккуратно снимают с насестов и ставят на землю.
– Итак, – снова включается наш тамада, – смотрите во все глаза и запоминайте, вы будете детям своим и детям своих детей рассказывать о том, что видели сегодня! Прошу, Ахмад-хон!
– Тр-р-р-р-р-анн-н!!! – взревывает толпа.
Азамат кланяется толпе, потом Старейшине, затем достает и вдумчиво натягивает перчатки. После чего приближается к двери, приседает и берется за две ручки на нижней перекладине. Только теперь до меня доходит, что дверь открывается не вбок, а вверх, и что «открытие музея» муданжцы понимают совершенно буквально.
Гремит грозная музыка; я чувствую себя на представлении в цирке. Впрочем, окружающие совершенно серьезны. Азамат поудобнее упирается ногами и рывком поднимается. Дверь уезжает в щель вверху. По толпе проносится тихий восторженный ропот. Азамат глубоко вдыхает и еще одним рывком поднимает нижний край двери над головой. Что-то щелкает – из боковых пазов выскакивают упоры, и дверь фиксируется в открытом положении.
Толпа взрывается поздравлениями и победными кличами, нас второй раз осыпают блестками. Азамат стаскивает перчатки и снова кланяется всем присутствующим.
– Да здравствует Император! – выражает общественное мнение Ойраг. Весь город присоединяется. Ойраг выключает гарнитуру и подходит к нам. – Прошу вас, благословите музей, став первыми посетителями.
Мы все кланяемся и проходим в темное нутро под жутковато нависающей дверью.
Внутри к Азамату сразу кидаются какие-то ребята.
– Ахмад-хон, водички? Отдохнуть?
– Мм? – Азамат даже немного удивляется. – Да нет, ребят, вы что. Я, честно говоря, думал, что она будет существенно тяжелее. В летописях так расписывают… Старейшина Ойраг, давайте скорее смотреть коллекцию, мне безумно интересно!
– Ты, может, не устал, а я вот что-то задолбалась с ребенком на руках кланяться, – ворчу я. – Давайте его кто-нибудь еще поносит, а? Надо будет заказать Орешнице слинг с бриллиантами, а то обычный смотрится недостойно жены Императора, видите ли.
– Лиза, не бухти, – подмигивает мне Азамат, забирая мелкого. Похоже, легкая победа над дверью его очень обрадовала. Впрочем, он сегодня с утра чрезвычайно весел.
– Да я так, – отмахиваюсь. – Не всерьез. Ну, и где начинается экспозиция?
– А вот прямо здесь, Хотон-хон, – указывает мне Старейшина Ойраг на полутемный коридор, в конце которого брезжит бледный свет. – Извольте пройти?
Мы входим в гигантский зал с портретами Императоров. Свет здесь тускловатый – видимо, чтобы не выцветали. Рамы у картин узкие, но глубокие, полотно далеко отстоит от стены. Все под матовым стеклом и в полный рост.
– Древнейшие изображения, – наш экскурсовод поводит рукой вправо, – не все сохранились. Вот этот портрет Огыра Исполина исходно был больше, но не поместился в Императорский дворец, и потому Император заказал уменьшенную копию. Портрет Эноя Вулканического сгорел при пожаре в столице, вы видите репродукцию. А это известный всем Аяу Кот, про которого говорили, будто бы он был оборотнем. Вот в этой части картину пришлось реставрировать, она была разрезана несколькими лезвиями при загадочных обстоятельствах…