Они сидели во дворе дома на Петровской улице. Теплоухов прутиком, словно указкой, чертил на земле замысловатые фигуры. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что сидят учитель с учеником и первый тщательно объясняет другому какую-то сложную задачу. Иван Васильевич решился на первых порах встречаться почти открыто. Осторожный во всем, что касалось конспирации, он и здесь все тщательно взвесил, продумал. Виктор занимался в училище, а сам он по образованию техник. Паренек всегда может сказать: приходил расспросить о работе.
Многое успел повидать и пережить Иван Васильевич, несмотря на свои тридцать пять лет.
Кушва, Екатеринбург… Уральское горное училище, студенческие тайные сходки, встречи с революционерами-профессионалами… С последнего курса Ивана исключили как неблагонадежного. В то время — а шел тогда 1905 год — таких «неблагонадежных» на Руси становилось как грибов после дождя.
Виктор живо представлял, как Теплоухов с трудом, в донельзя прокуренных вагонах добирался до Питера, мыкался там на Васильевском острове, перебиваясь с хлеба на квас, а через два года его этапом отправили в ссылку.
Потом опять Екатеринбург, Кушва и неожиданно — Брянские рудники в Екатеринославской губернии. Там Иван Теплоухов работал горным техником вплоть до февральской революции. А вскоре, неожиданно для многих — для тех, кто видел только внешнюю сторону его жизни, — стал заместителем председателя исполкома Лозово-Павловского района. В июне 1917 года Теплоухов едет в дорогой его сердцу Питер с мандатом делегата I Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов.
— А потом… Что было потом, долго рассказывать, Витюша. Ты грамотный, понимаешь, что работать приходилось там, куда направляла партия. Словом, попал я, наконец, сюда, к тебе в лапы, — шутливо закончил Иван Васильевич, а сам чему-то грустно улыбнулся: не то растрогали его воспоминания, не то он подумал еще о чем-то, пока недоступном Виктору.
— Ребята отыскали три винтовки, знаете, там, у железнодорожной выемки, где шли бои. Новые винтовки.
— Это хорошо, — похвалил Теплоухов, продолжая чертить на земле замысловатые фигуры.
Встрепенувшись, Иван Васильевич отбросил «указку». Вместе с ней словно расстался с какими-то своими думами, бросил беглый взгляд по сторонам и, понизив голос, сказал:
— В твоей десятке, говоришь, есть заводские хлопцы. Значит, будем действовать через них. А теперь вот что: напиши-ка обращение к рабочим завода.
— Я?
— Потише говори, — насупил брови Иван Васильевич и жестко повторил: — Ты должен написать листовку.
— Я… я не смогу, — смутился Виктор, — я никогда не писал.
Теплоухов взглянул на Виктора и уже мягче сказал:
— Понимаешь, мало, очень мало у нас сейчас грамотных людей. А ты с образованием. И ничего особого от тебя не требуется, надо только рассказать правду. Еще раз поговори со своими заводскими ребятами, подскажут, что наболело. Тяжело сейчас народу, кругом расстрелы, грабежи. Люди веру потеряли в справедливость, а мы им скажем: жива Советская власть, и она победит. Обязательно победит и восстановит справедливость! Если на первый раз получится коряво — не беда. Понял? Считай это своим боевым заданием.
Боевое задание… Виктору по ночам снились налеты, когда он и его товарищи тайно пробираются к расположению врага с револьверами в руках, с бомбами в карманах… Взлетают вверх склады боеприпасов, в панике разбегаются солдаты, а отважные мстители бесследно исчезают, чтобы завтра нагрянуть в другом месте.
Он даже тряхнул головой, будто отгоняя видение. И когда Иван Васильевич, как о решенном, спросил: «Ну что ж, по рукам?», — Виктор от необычности такого обращения почти механически ответил:
— По рукам! Я постараюсь.
На прощанье Иван Васильевич посоветовал не забывать, что среди заводских много бывших крестьян, что это люди, в среде которых зреет стихийный протест, но по темноте своей и малограмотности они плохо разбираются в текущих событиях.
— В нашем городе к тому же сильно влияние эсеров. Сюда наезжали, знаешь, кто? Сам Чернов и другие матерые их предводители. Они умеючи ловят на свой «революционный» крючок простодушных. А мы будем шаг за шагом отвоевывать рабочих. — Иван Васильевич легко поднялся с бревен.
— Желаю удачи!
Вечером, когда домашние улеглись спать, Виктор стал набрасывать текст листовки. Писал, перечеркивал и вновь писал. Склоняясь над листом, он видел измученные лица мастеровых, слышал суровый, ожесточенный голос дяди Антона, которого дома ждала измотанная нуждой жена и голодные ребятишки… Закончив, переписал набело и еще раз перечитал: