В семнадцать мальчишеских лет

На него, когда был в беспамятстве, наткнулись свои, тоже отставшие от отряда. Они помогли пробраться на Таганай. Там и отлежался Василий.

«Крепкий, надежный парень», — подумал Виктор, невольно перебирая в памяти все, что знал о Волошине.

— Я к борьбе с кровососами шкурой подготовлен, — любил повторять Василий. — Она у меня дубленая, в семи потах просоленная.

После смерти отца на руках у матери Василия осталось четверо. Отработав на заводе, она в ночное время ходила убирать в казарме полицейских. Туда же, в «змеиное гнездо», приходил помогать матери малолетний Васятка. Было до слез обидно, когда он слушал обращенные к матери глумливые вопросы.

— Что тетка, хочешь больше всех заработать? Пусть парнишка идет на завод, узнает, почем фунт лиха, да и тебя подкормит.

— Смышленый он у меня, Васенька-то, — смиренно отвечала мать, — учиться хочет.

— Гы-гы-гы, — раздавалось в ответ, — учиться, вишь, хотит, в архиреи что ль надумал?

Мать молча проглатывала тугой комок в горле, только злее водила по грязному полу большой мокрой тряпкой.

Однажды Вася спросил:

— А почему, маманя, рабочие не соберутся вместе и не всыпят как следует полицейским? Ведь рабочих-то больше!

Мать отвела его на завод. Вася вместе с другими парнишками кипятил в цехе горячего проката воду для рабочих. Нелегкое это дело для мальца: еле-еле поднимал полное ведро, с натугой, на цыпочках дотягивался до края котла, чтобы вылить воду.

Вечерами по-прежнему помогал матери. Развлекаясь, полицейские с притворным сочувствием спрашивали:

— Ну, Васька, много пинков сегодня заработал?

— Не ваше дело, — угрюмо отвечал парнишка.

В цехе Вася впервые услышал кем-то случайно оброненное слово «большевик» и потом все хотел узнать, какие они, большевики?

Ловкий молчаливый подросток полюбился рабочим, а вскоре стал надежным связным большевиков. Вместе с другими охранял митинги в лесу, писал мелом лозунги в цехах, слушал большевистских агитаторов. В марте семнадцатого года Василий вместе с другими пришел в «змеиное гнездо» разоружать своих старых «друзей». А потом ходил в колоннах демонстрантов и восторженно, ломким баском подтягивал:

…Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело…

Большой, черноволосый, в зеленой гимнастерке, он пришел в молодежный клуб, когда там дежурил Виктор. Положив на стол крепкие руки, он поведал о своем желании:

— Хорошо бы поучиться, стать грамотным, ученым человеком. Как думаешь, одолею я грамоту?

— Почему же не одолеешь, если хочешь? — серьезно ответил Виктор.

В тот раз они засиделись допоздна, о многом поговорили. Виктор посоветовал Василию для начала записаться в кружок революционной молодежи. С тех пор и началась их дружба. Василий был старше Виктора на три года, больше испытал, хватил, как говорится, горячего до слез. Он часто задавал головоломки.

— Вот я тебя спрашиваю, как это мы при социализме будем жить? Нет, я все понимаю — равенство там, кто не работает, тот не ест. Я не об этом, тут для меня все, как на ладони. А вот, скажем, я захочу, чтоб книжный магазин открыли, а другой — выстроить общественную уборную из золота. Как нам быть, ведь — равенство, а?

— Читай больше, учись, — советовал Виктор. — А золото еще пригодится для других целей.

— Для каких это целей? — настораживался Василий.

— С буржуями торговать. Машины, станки покупать.

— С бу-уржуями? — изумлялся Василий. — Цацкаться, значит, с мировой контрой?

Виктор мягко улыбался, объяснял:

— Вот когда произойдет мировая революция, а она обязательно будет, тогда и будешь строить из золота, что тебе вздумается.

— Пожалуй, ты прав, — нехотя соглашался Волошин.

Не пришлось много учиться Василию Волошину. Стал он солдатом революции. Это он, Василий, когда уходили из Златоуста красногвардейцы, сказал: «Мы уходим ненадолго, но вернемся навсегда!»

Впереди показались бурые, обветренные бока Таганая. По-башкирски это, кажется, подставка для Луны. Он и впрямь уперся, этот Таганай, в самые облака. Древняя гора, в каждой складке которой можно надежно укрыться от любопытных глаз.

В бородатом, высоком человеке Виктор не сразу признал Василия. А тот облапил по-медвежьи, сдавил его в своих объятиях. Несколько минут друзья не находили, что сказать. Василий без всякой нужды теребил в руках измятую, в маслянистых пятнах кепчонку, радостно твердил:

— Вот, мать честная, и увиделись!

Василий загорел. Плечи под старенькой, застиранной гимнастеркой развернулись еще шире. Непривычной была только борода: она старила Василия.

— Не одичал здесь? — полюбопытствовал Виктор.

— Не говори, паря, одичал. Ботинки вот чуть не до бересты изодрал, камни кругом. Тошно мне. Наши бьются где-то, а я… Э-э, да о чем толковать! — Василий горестно махнул рукой. Потом, словно чего-то стесняясь, осторожно, пряча глаза, поинтересовался:

— Маманя как там, слышал? Сеструхи как?

— Живы-здоровы, — успокоил его Виктор, — мы им немного помогли деньгами. Сейчас всем нелегко живется.