В сердце Антарктики

Дорогой сэр, честь имею известить вас, что мы предполагаем выйти отсюда завтра, чтобы продолжать наше путешествие к Магнитному полюсу. Мы вынуждены перетаскивать наши двое саней поочередно, сначала одни, потом другие, а это, естественно, означает, что мы будем двигаться медленно – только километров по шесть в день. При таких темпах мы надеемся к 15 декабря дойти до северной стороны ледяного барьера Дригальского в месте, обозначенном на IV планшете адмиралтейской карты Антарктики надписью «склон низкого берега». Предполагаем устроить там склад, отметив его черным флагом, таким же, как оставляемый нами здесь на острове на южной стороне входа в Гранитную гавань. Мы намерены направиться внутрь на материк от «склона низкого берега» и, если удастся, достигнуть Магнитного полюса, а затем возвратиться к складу. По нашим расчетам на это может потребоваться шесть недель. Таким образом, возможно, что мы возвратимся только около 25 января. Мы предполагаем ждать там, пока «Нимрод» не придет за нами в начале февраля».

Письмо заканчивалось подробными указаниями о том, каким порядком должны вестись поиски нашей партии.

Дракон, в своем подземном мире
Теснимый, не бросает шире
Тенета узурпированной власти,
И, гневаясь, что власть к концу идет,
Хвостом чешуйчатым ужасным бьет.

Мильтон

Еще до того, как было написано это письмо, наблюдая процесс взламывания льда вблизи Гранитной гавани, а также учитывая медленность нашего продвижения, мы поняли, что на обратном пути от Магнитного полюса, вероятно, будем отрезаны разошедшимся морским льдом. Если бы так случилось, то мы решили рискнуть дожидаться «Нимрода», который по возвращении на мыс Ройдс должен был получить там инструкцию идти отыскивать нас вдоль западного берега. Конечно, это было связано с некоторым риском, судно могло не найти ни нас, ни нашего склада на «склоне низкого берега». Мы знали, что принятие подобного решения связано с известной опасностью, но считали, что зашли настолько далеко в выполнении задачи, порученной нам начальником экспедиции, что повернуть назад было бы позором. Поэтому каждый из нас написал на всякий случай прощальные письма своим близким.

На следующее утро, 2 ноября, встав в 4 часа 30 минут, мы положили эти письма в пустую жестянку из-под сухого молока, герметически закрывавшуюся крышкой, и я направился с ней на остров к построенному знаку. Здесь, у основания флагштока, я сложил несколько мешков с геологическими образцами, прикрепил к флагштоку медной проволокой жестянку, затем притащил несколько гранитных плит и привалил их к знаку с наветренной стороны, чтобы как можно прочнее укрепить его от южных ветров. Как всегда ранним утром, с высокого плоскогорья дул очень холодный ветер. Руки мои закоченели, пока я возился, привязывая жестянку к флагштоку. Знак был построен на стороне острова, обращенной к морю, на высоком крутом обрыве высотой 600 метров.

Вернувшись в лагерь, я положил нарубленного тюленьего мяса в котелок на нашей печке, которую Моусон уже разжег, и через три четверти часа мы поели питательного, но тем не менее плохо усваиваемого тюленьего бульона. В путь мы отправились позднее, чем обыкновенно; тащить сани оказалось чрезвычайно трудно. Под лучами солнца поверхность снега подтаивала и делалась в высшей степени вязкой. Продвигались так медленно и с такими затруднениями, что, пройдя каких-нибудь три километра, решили устроить лагерь, поесть и поспать часов шесть, предварительно запалив печку. Мы предполагали затем вылезть из спального мешка закусить и около полуночи отправиться в путь в надежде, что при ночном путешествии избежим затруднений, связанных с образованием вязкой поверхности, так мешавшей нашему движению днем.